Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны

— Ты не взял свой сувенир. По правилам его надо приколоть к сюртуку. Не хочешь?

— Только если так надо! — сухо ответил Джордж. Он поклонился, усадив ее на стул, развернулся и пошел прочь, нарочито сунув бубенец в карман брюк.

Завершился очередной тур, и Джорджу вручили еще несколько бубенчиков, которые он сразу приколол на лацкан, но к началу нового танца пошел не в залу, а со скучающим видом пошагал к тропической рощице, в которой сидели его старшие, и опустился в кресло рядом с дядей Сидни. Мама перегнулась через тетю Фанни и, стараясь перекричать музыку, заговорила с ним:

— Джорджи, тут тебя никто не увидит. Тебя не выберут. Тебе надо туда, где танцуют.

— Ну и ладно, — ответил он. — Там скука!

— Но ты должен… — Она замолчала и рассмеялась, показывая веером назад: — Смотри! За спиной!

Он обернулся и увидел мисс Люси Морган, протягивающую ему фиолетовый мячик.

— Я тебя нашла! — засмеялась она.

Джордж был поражен.

— Ну… — начал он.

— Так и будешь сидеть? — быстро спросила Люси, когда он не двинулся. — Можно и не танцевать, раз ты…

— Нет. — Он поднялся. — Лучше потанцуем. — Он произнес это очень серьезно и с не менее серьезным лицом отправился с ней в залу. Танцевал тоже очень серьезно.

Она четыре раза подносила ему сувениры, а он никак не выражал своего удовольствия — четыре раза подряд. Когда она подошла в последний раз, он просипел:

— Ты так и будешь ходить за мной всю ночь? Что тебе надо?

На мгновение Люси смутилась.

— Разве не для того придуманы котильоны? — тихо сказала она.

— Что значит "разве не для того"?

— Они придуманы, чтобы девушка могла потанцевать с тем, с кем захочет.

Голос Джорджа приобрел еще большую хрипотцу:

— То есть это значит, что ты хочешь протанцевать всё время — весь вечер — со мной?

— Разве это не очевидно? — Она засмеялась.

— Это всё из-за того, что тебе показалось, что я пытался спасти тебя от падения, когда мы сегодня перевернулись?

Она помотала головой.

— Это потому, что ты хочешь загладить свою вину за то, что злила меня, то есть обижала, пока мы ехали домой?

Она потупила глаза — девятнадцатилетние девочки иногда смущаются не меньше мальчиков — и сказала:

— Ну, ты разозлился только потому, что я не могла танцевать с тобой котильон. И мне… мне совсем не обидно, что ты из-за этого разозлился!

— Так в чем же дело? Это всё из-за того, что я признался, что ты мне нравишься?

Она нежно посмотрела на него, и от этого взгляда у Джорджа, почувствовавшего нечто неуловимо трогательное и неожиданное чудесное, перехватило дыхание. Люси почти сразу отвернулась и выбежала из пальмовых зарослей к танцующим.

— Пошли! — закричала она. — Давай танцевать!

Он направился следом.

— Послушай, я… я… — Он заикался. — Значит… А ты…

— Нет и еще раз нет! Давай же танцевать!

Он дрожащей рукой взял девушку за талию и повел в вальсе. То был счастливый день для обоих.

Рождество праздник детский, но рождественские каникулы время танцев. Это пора тех, кому нет двадцати двух, тех, кто возвращается домой из школ и колледжей. Она пронесется быстро, оставив за собой лишь приятные, слегка грустные воспоминания об омеле, сияющих гирляндах, гремящей музыке и очаровательных личиках с румянцем на щеках. Это один из лучших периодов жизни, счастливейшее, беспечнейшее время. Матери не менее радостны в каникулы — нет никого счастливее матери, к которой из колледжа приехал сын, разве что другая мать, у которой тоже сын дома. Эти женщины действительно расцветают, что сразу бросается в глаза: они бегают, как девочки, вышагивают, как заправские спортсменки, и влюбленно смеются. А еще беспрекословно отдают своих сыновей дочерям других матерей и приходят в гордый восторг, если им разрешают посидеть рядышком и полюбоваться парой.

Вот так и Изабель пролюбовалась танцами Джорджа и Люси все каникулы, очень быстро ушедшие в прошлое.

— Кажется, эти детки ладят гораздо лучше, чем при первой встрече, — заметила Фанни Минафер, сидя с Изабель на балу у Шэронов через неделю после Рождественского приема в отеле. — Поначалу они не переставали пререкаться по пустякам. По крайней мере Джордж: он то и дело заклевывал милую, нежную девочку Люси и злился на пустом месте.

— Заклевывал? — Изабель засмеялась. — Странно слышать такое про Джорджи! По-моему, мой ангелочек никогда не был более мил!

Мисс Фанни засмеялась вслед за невесткой, но сделала это грустно, а не радостно.

— Это он с тобой мил! — сказала она. — Ты его другим и не видишь. И почему бы не быть милым, когда перед тобой падают на колени и чуть ли не молятся? Тут всякий стал бы милым!

— Разве он этого не достоин? Посмотри на него! Он так очарователен в паре с Люси! Смотри, как он бросился поднимать ее платок.

— А, с тобой о Джорджи спорить бесполезно! — сказала мисс Фанни. — Я и сама неравнодушна к нему. Он умеет очаровывать и удивительно хорош собой, если, конечно…

— Давай без этого "если", родная, — примирительно сказала Изабель. — Так что ты говорила об ужине, который мне стоит…

— Я? — перебила ее мисс Фанни. — Разве ты сама не хотела устроить этот ужин?

— Хотела, милая моя, — сердечно откликнулась Изабель. — Просто к слову пришлось, что раз уж ты сама подала идею, возможно, мне не надо…

Но тут Юджин пригласил ее танцевать, и она оставила предложение незавершенным. Рождественские балы одинаково хороши как для молодости начинающейся, так и для молодости вернувшейся, но мисс Фанни не без ревности смотрела на танец невестки с вдовцом. Она чуть нахмурилась, словно высчитывая свои шансы. Затем разулыбалась.

Через несколько дней после возвращения Джорджа в университет стало очевидно, что не все взирают с беспрекословным благоволением на зимние развлечения юных учащихся колледжа. Воскресный выпуск главной утренней газеты выразил свое недовольство, опубликовав статью под названием "Золотая молодежь фин-де-сьекль [23] 23 Фин-де-сьекль (Fin-de-Siecle фр. "конец века") — обозначение периода 1890-1910-х годов в истории европейской культуры. В России этот период более известен как Серебряный век. " — в то время эту фразу знали все, особенно в редакциях воскресных приложений, — и без сомнения, по некоторым отрывкам этого сетования горожане сделали вывод, что воздаяние всё еще не настигло мистера Джорджа Эмберсона Минафера, и отсрочка по-прежнему раздражала их. Одной из тех, кто не преминул сделать этот вывод, оказалась Фанни Минафер, вырезавшая статью из газеты и вложившая ее в письмо племяннику с пометкой на полях: "Интересно, это они о ком?!"

Джордж прочитал статью частично: "Временами нам кажется, что будущее нации под вопросом, особенно когда мы осознаем, что через несколько лет государственное управление попадет в руки золотой молодежи фин-де-сьекль, съезжающейся в город на рождественские каникулы. Такого фатовства, такой роскоши, такой дерзости не знали даже надушенные, чванливые патриции в период падения Римской империи. В безумной оргии расточительства и распутства, которой завершается девятнадцатый век, золотая молодежь, конечно, самый опасный симптом. Молодой человек — с манерами юного милорда, с быстрыми лошадьми, золотыми и серебряными портсигарами, костюмами от нью-йоркского портного, с беспечным отношением к деньгам, которыми его осыпают балующие и потакающие мать и дед, — не уважает никого и ничего. Ведь он пресыщен. Посмотрите, как он ведет себя на публике: как снисходительно выбирает партнершу для вальса или контрданса, как беспечно отпихивает старших, преградивших ему путь, как непонимающе смотрит в ответ на приветствие старых знакомых, которых из царственного каприза решил вдруг забыть! Но самое неприятное то, что девушки, которых он с таким высокомерием пригласил на танец, с видимым восторгом соглашаются, хотя наверняка в глубине души уязвлены этой надменностью, а многие пожилые люди почти подобострастно улыбаются, если он соизволит сделать им пренебрежительное замечание!