Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны

Надо отдать должное Джорджу по крайней мере за то, что его последняя ночь в доме, в котором он родился, была заполнена не сетованиями по поводу безрадостного будущего, а сожалением о том, что он потребовал жертв от других людей, пойдя на поводу собственной гордости и юности. Спустившись рано утром на кухню, он помог тете Фанни сварить кофе.

— Я вчера хотел тебе, тетя Фанни, кое-что сказать, — начал он, когда она наконец убедилась, что янтарная жидкость, больше похожая на чай, чем на кофе, почти готова к вливанию в человеческий организм и лучше уже не будет. — Скажу это сейчас.

Она со стуком поставила турку обратно на плиту и, посмотрев на племянника тревожным до отчаяния взглядом, принялась теребить тонкий передник, сама не замечая того.

— Зачем… зачем… — заикалась она, зная, о чем он собирается заговорить, и именно это служило причиной ее волнения. — Разве… лучше… не будет лучше… вещи… перевезти в новую квартирку, Джордж. Давай…

Он спокойным голосом прервал ее, хотя от слов "новая квартирка" хотелось орать и бежать прочь:

— Я и намеревался поговорить о новом жилье. Я всё обдумал и принял решение. Я хочу, чтобы ты забрала все вещи из маминой комнаты, пользовалась ими и хранила их для меня. Уверен, эта маленькая квартира именно то, что тебе нужно, а раз уж у тебя будет свободная спальня, ты можешь найти компаньонку и поселиться с ней, деля расходы. Но для себя я всё решил по-другому, я не еду с тобой. Вряд ли ты будешь сильно возражать, не вижу для этого причин, особенно теперь. Со мной сегодня не повеселиться, да и вообще со мной не весело, не только сейчас. Даже не представляю, как ко мне можно привязаться, поэтому…

Он пораженно замолк: на кухне не осталось стульев, но Фанни, беспомощно озираясь, искала, куда бы присесть, и, не найдя, резко обмякла и опустилась на пол.

— Ты хочешь бросить меня в беде, — выдохнула она.

— Какого… — Джордж подскочил к ней. — Вставай, теть Фанни!

— Не могу. Ноги не слушаются. Оставь меня в покое, Джордж! — И когда он отпустил ее запястье, которое схватил в попытке помочь, она повторила печальное пророчество, мучившее ее уже много дней: — Ты хочешь бросить меня в беде!

— Нет же, теть Фанни! — возразил он. — Поначалу я буду только обременять тебя. У меня жалование восемь долларов в неделю, тридцать два в месяц. Квартплата тридцать шесть долларов в месяц, к ним больше двадцати двух долларов за комплексные ужины на каждого, поэтому после оплаты моей половины в восемнадцать долларов просто за жилье, у меня почти ничего не остается даже на покупку продуктов для завтраков и обедов. Понимаешь, ты не только будешь следить за домом и готовить, но и платить станешь больше, чем смогу я.

Она вперилась в него таким пустым и отрешенным взглядом, какого он не видел никогда до этого.

— Я буду платить… буду платить… — залепетала она.

— Конечно, будешь. Станешь тратить из своих денег больше, чем…

— Из моих денег! — Подбородок Фанни опустился на худую грудь, и женщина грустно засмеялась. — У меня двадцать восемь долларов. Это всё.

— То есть пока ты не получила проценты с вклада?

— Нет, вообще всё, — сказала Фанни. — Всё значит всё. И никаких процентов не будет, потому что вклада нет.

— Но ты же говорила…

Она покачала головой:

— Ничего я тебе не говорила.

— Значит, дядя Джордж говорил. Сказал, что у тебя есть достаточный запас. Так и сказал "сможешь одолжить у нее". Сказал, ты потеряла больше, чем следует, в том деле с фарами, но он тебя вовремя предостерег, ты мудро воспользовалась его советом и оставила достаточно на жизнь.

— Точно, — чуть слышно согласилась она. — Это я ему так сказала. Он не знал или забыл, сколько я получила после смерти Уилбура, и я… это показалось мне хорошей возможностью сколотить состояние, вложив такую малость… я подумала, что и тебе смогу помочь, Джордж, если вдруг тебе понадобится… перспективы были такие чудесные… я просто подумала, что лучше вложить всё. Я всё и вложила… каждый цент, кроме последней выплаты… и всё пропало.

— Господи! — Джордж начал расхаживать по скрипучим доскам голого пола. — Какого черта ты дождалась до последнего, не признаваясь?

— Я не могла себя заставить, — жалобно ответила она. — Не могла открыться, пока Джордж Эмберсон был здесь. Он всё равно ничем бы не помог, а говорить с ним об этом мне не хотелось: он так настаивал, чтобы бы я не вкладывала больше, чем могу себе позволить потерять… поверил в мое… обещание, что я не вложу больше. Вот я и подумала, что проку? Зачем опять возвращаться к этому и выслушивать его упреки, ведь он будет не только ругать меня, но и себя тоже. Ничего в этом хорошего нет, совсем ничего. — Она вынула кружевной платочек и расплакалась. — Ничего в этой жизни хорошего нет. Как же я от нее устала! Я не знала, что мне делать. Просто попыталась сиднем не сидеть и стать попрактичнее, хоть как-то обустроить наше будущее. Да, я знаю, что не нужна тебе, Джордж! Ты всегда дразнил и принижал меня при малейшей возможности, с самого детства — так и норовил ударить! Потом чуточку подобрел, но всё равно я тебе не нужна, я вижу! Ты же не думаешь, что мне правда хочется на тебя вешаться, не думаешь? Не так-то и приятно жить с человеком, которому ты не нужен, но я знаю, что тебя одного на этом свете бросать нельзя, ничего хорошего из этого не получится. Твоя мама хотела бы, чтобы я за тобой присмотрела, создала хоть какое-то подобие дома… она одобрила бы то, что я пыталась сделать! — Фанни горько рыдала, а в охрипшем от слез голосе слышалась трагическая искренность: — Я пыталась… пыталась быть практичной… делать всё в твоих интересах… как можно лучше обустроить твою жизнь… все ноги стерла в поисках квартиры… всё ходила и ходила по городу… ни квартала на трамвае не проехала… пяти центов не потратила, несмотря на усталость… Вот! — Она задыхалась от плача. — Вот! А ты… не нужна я… не хочешь… хочешь… хочешь бросить меня в беде! Ты…

Джордж прервал свое хождение и сказал:

— Бога ради, тетя Фанни, перестань же ты размахивать платком, ну высыхает он, а потом-то опять намокает! То есть плакать перестань! Давай! И поднимись наконец. Хватит прислоняться к титану и…

— Он не горячий, — всхлипнула Фанни. — Холодный, водопроводчик уже отсоединил его. Хотя и жаль. Пусть бы я обожглась, Джордж.

— О господи! — Он подошел и поднял ее. — Ради бога, вставай! Пошли, попьем кофе в другой комнате и подумаем, как нам быть.

Он поставил Фанни на ноги, а она, чуть успокоившись, оперлась на него, и они, обнявшись, прошли в столовую, где он усадил ее на один из кухонных стульев, стоявших у грубого стола.

— Хватит, возьми себя в руки! — сказал он и принес турку и кусочки сахара в жестянке. Обнаружив, что все кофейные чашки разбились, Джордж сходил за стаканами и налил в них слабый кофе. К этому времени Фанни успела прийти в себя: она глядела на племянника с жалкой готовностью.