Чарльз Диккенс - Крошка Доррит. Книга 1. Бедность

— Слышать не хочу вашего вздора, — говорил мистер Флинтуинч. — Не желаю!

Миссис Флинтуинч снилось, что она стоит за полуотворенной дверью и совершенно явственно слышит эти смелые слова своего супруга.

— Флинтуинч, — возразила миссис Кленнэм своим обычным тихим строгим голосом, — в вас сидит демон гнева. Берегитесь его!

— Хоть бы дюжина, мне решительно всё равно, — сказал мистер Флинтуинч, по тону которого можно было заключить, что их, пожалуй, и больше, — хоть бы пятьдесят; все они скажут: слышать не хочу вашего вздора, не желаю. Я заставлю их сказать это, хоть бы они не хотели.

— Что же я вам сделала, злобный человек? — спросил ее строгий голос.

— Что сделали? — отвечал Флинтуинч. — Накинулись на меня.

— Вы хотите сказать: упрекнула вас…

— Не навязывайте мне слов, которых я вовсе не хотел сказать, — возразил Иеремия, цепляясь за своеобразное выражение с непонятным упорством, — я сказал: накинулись на меня.

— Я упрекнула вас, — начала она снова, — в том…

— Слышать не хочу! — крикнул Иеремия. — Накинулись на меня.

— Ну хорошо, я накинулась на вас, нелепый человек, — (Иеремия хихикнул от удовольствия, заставив ее повторить это выражение), — за то, что вы без нужды были откровенны с Артуром сегодня утром. Я вправе считать это почти обманом доверия. Вы не хотели этого…

— Не принимаю! — перебил несговорчивый Иеремия. — Я хотел этого.

— Кажется, мне придется предоставить вам одному говорить, — возразила она после непродолжительного молчания, в котором чувствовалась гроза. — Бесполезно обращаться к грубому, упрямому старику, который задался мыслью не слушать меня.

— И этого не принимаю, — сказал Иеремия. — Я не задавался такой мыслью. Я сказал, что хотел этого. Желаете вы знать, почему я хотел этого, — вы, грубая и упрямая старуха?

— В конце концов вы только повторяете мои слова, — сказала она, подавляя негодование. — Да!

— Вот почему. Потому что вы не оправдали отца в глазах сына, а вы должны были сделать это. Потому что, прежде чем рассердиться за себя, за себя, которая..

— Остановитесь, Флинтуинч, — воскликнула она изменившимся голосом, — или вы можете зайти слишком далеко!

Старик, повидимому, и сам сообразил это. Снова наступило молчание; наконец он заговорил уже гораздо мягче:

— Я начал объяснять вам, почему я хотел этого. Потому что, прежде чем вступиться за себя, вы должны были вступиться за отца Артура. За отца Артура! Я служил дяде отца Артура в этом доме, когда отец Артура значил не многим больше меня, когда его карман был беднее моего, а дядино наследство было так же далеко от него, как от меня. Он голодал в гостиной, я голодал на кухне — вот главная разница в нашем тогдашнем положении; несколько крутых ступенек, и только. Я никогда не был привязан к нему — ни в те времена, ни позднее. Это была овца, нерешительная, бесхарактерная овца, запуганная с детства своей сиротской жизнью. И когда он ввел в этот дом вас, свою жену, выбранную для него дядей, я с первого взгляда увидел (вы тогда были очень красивой женщиной), кто из вас будет господином. С тех пор вы стояли на своих ногах. Стойте и теперь на своих ногах. Не опирайтесь на покойника!

— Я не опираюсь, как вы выражаетесь, на покойника.

— Но вы хотите сделать это, если я покорюсь, — проворчал Иеремия, — и вот почему вы накинулись на меня. Вы не можете забыть того, что я не покорился. Вы, должно быть, удивляетесь, с чего я вздумал вступаться за отца Артура, да? Всё равно, ответите вы или нет, я знаю, что это так, и вы знаете, что это так. Ладно, я вам скажу, с чего мне вздумалось. Быть может, это недостаток характера; но таков уж мой характер; я не могу предоставить всякому идти только его собственным путем. Вы решительная женщина и умная женщина, и когда вы видите перед собою цель, ничто не отклонит вас от нее. Вы знаете это не хуже, чем я.

— Ничто не отклонит меня от нее, Флинтуинч, если эта цель оправдана в моих глазах. Прибавьте это.

— Оправдана в ваших глазах? Я сказал, что вы самая решительная женщина, какая есть на свете (или хотел сказать это), и если вы решились оправдать что-нибудь, что вас интересует, то, разумеется, оправдаете.

— Человек! Я оправдываю себя авторитетом этой книги! — воскликнула она с суровым пафосом и, судя по раздавшемуся звуку, ударила рукой по столу.

— Не сомневаюсь в том, — спокойно возразил Иеремия, — но мы не будем теперь обсуждать этот вопрос. Так или иначе вы составляете свои планы и заставляете всё склониться перед ними. Ну, а я не согнусь перед ними. Я был верен вам, я был полезен вам, и я привязан к вам. Но я не могу согласиться, я не хочу согласиться, я никогда не соглашался и никогда не соглашусь быть уничтоженным вами. Глотайте кого угодно, на здоровье! Особенность моего характера в том, сударыня, что я не соглашусь быть проглоченным заживо!

Может быть, это и было основой их взаимопонимания.

Быть может, миссис Кленнэм, заметив большую силу характера в мистере Флинтуинче, сочла возможным заключить с ним союз.

— Довольно и более чем довольно об этом предмете, — сказала она угрюмо.

— Пока вы не накинетесь на меня вторично, — отвечал упрямый Флинтуинч; — тогда снова услышите.

Миссис Флинтуинч снилось, что ее супруг, как бы желая успокоить свою желчь, стал расхаживать взад и вперед по комнате, а сама она убежала. Но так как он не выходил на лестницу, то она остановилась в зале, прислушалась, дрожа всем телом, а затем взобралась обратно по лестнице, побуждаемая отчасти привидениями, отчасти любопытством, и снова спряталась за дверью.

— Пожалуйста, зажгите свечу, Флинтуинч, — сказала миссис Кленнэм, очевидно желая вернуться к их обычному тону. — Пора пить чай. Крошка Доррит сейчас придет и застанет меня в темноте.

Мистер Флинтуинч быстро зажег свечу и, поставив ее на стол, сказал:

— Что вы намерены делать с Крошкой Доррит? Неужели она вечно будет ходить сюда работать, вечно будет приходить сюда пить чай, вечно будет торчать здесь?

— Как можете вы говорить «вечно» такому полуживому существу, как я? Разве мы не будем все скошены, как трава в поле, и разве я не была подрезана косою много лет тому назад и не лежу с тех пор в ожидании той минуты, когда меня уберут в житницу?

— Так, так! Но с тех пор, как вы лежите — не мертвая, о, вовсе нет, — много детей, и юношей, и цветущих женщин, и крепких мужчин были срезаны косою и унесены, а вы вот лежите себе да полеживаете и даже ничуть не изменились. Наше с вами время, может быть, настанет еще не скоро. Говоря «вечно» (хотя я вовсе не поэтичен), я подразумевал: пока мы живы. — Мистер Флинтуинч высказал всё это самым спокойным тоном и спокойно ждал ответа.

— Пока Крошка Доррит тиха и прилежна и нуждается в той маленькой помощи, которую я могу оказать ей, и заслуживает ее, до тех пор, если она сама не откажется, она будет приходить сюда.