Абдаллах аль-Мукаффа - Калила и Димна

Однажды, когда фанза улетела по своему обыкновению в горы, чтобы собирать плоды и травы, царевич взял ее птенца на колени, и тот нагадил ему на платье. Мальчик, рассердившись, схватил его и ударил оземь, так что птенец тут же умер. Тут прилетела птица фанза и, увидев свое дитя бездыханным, громко закричала в несказанном горе: «Позор царям, что не ведают ни верности, ни дружбы! Горе легковерному, которому послано тяжкое испытание — быть другом царя, не признающего ничего святого и заветного, проявляющего лицемерную благосклонность лишь к тому, у кого желает отобрать его богатство или воспользоваться его мудростью и знаниями! Такие цари выказывают лицемерную дружбу и почтение, а когда получат то, что им нужно, то нет уж ни любви, ни братства, ни благодеяния, ни прощения, ни признательности! В них нет ничего, кроме лицемерия и пороков, они считают свои великие грехи ничтожными, но жестоко карают за малый проступок, если ты станешь перечить их желаниям. К таким принадлежит и этот царь, неверный и неблагодарный, изменник, предавший своего друга!»

Потом птица фанза, вне себя от горя, налетела на царевича и, вцепившись ему в лицо когтями, вырвала глаз и, вылетев в окно, села на крышу дворца.

Когда царю рассказали, что случилось, горю его не было пределов и он решил отомстить птице, изуродовавшей его сына. Встав под тем местом, где сидела фанза, он крикнул: «Спустись ко мне, я обещаю, что не сделаю тебе ничего дурного!» Но птица сказала: «О царь, изменнику не избежать наказания за свою измену, и если даже возмездие не будет немедленным, то оно неотвратимо и постигнет его потомков и потомков их потомков. Твой сын предательски убил мое дитя, и возмездие было скорым».

Царь ответил птице: «Клянусь жизнью, мы убили твоего сына, а ты нам отомстила, нам больше не надо мстить друг другу, возвращайся к нам и живи с нами как прежде в радости и покое». Но фанза крикнула с крыши: «Я больше никогда не вернусь к вам, ибо разумные и прозорливые предостерегают от сближения с тем, кому отомстили, считая, что они квиты. Пусть же мягкость, любезность и почтительность не обманывают тебя, ибо ненависть не исчезла, и ты должен еще больше остерегаться и опасаться вражеской злобы. Нет убежища от ненавистника надежнее, чем страх перед ним, и если хочешь остаться невредим — держись от него подальше. Недаром говорится: «Разумный считает родителей друзьями, братьев — товарищами, жен — спутницами, сыновей — продолжением рода, дочерей — бременем, родичей — врагами, а себя — одиноким странником в этом мире». И я — одинокая, не имеющая никого на чужбине, преследуемая и гонимая, получила от тебя в награду тяжкую ношу горя, которую со мной никто не разделит. Я улетаю, а ты оставайся с миром».

Царь возразил: «Дело обстояло бы так, как ты говоришь, если бы ты ни с того ни с сего набросилась на моего сына, но ведь твой поступок был вызван горем и жаждой мести. Но если мы были виноваты, то в чем твой грех и твоя вина и что мешает тебе верить мне как прежде? Вернись к нам, никто не сделает тебе ничего дурного!» — «Ненависть оставляет в сердцах незаживающие болезненные раны, — ответила фанза, — а язык не всегда раскрывает то, что таится в душе, и сердцем своим я лучше постигаю то, что творится с твоим сердцем, даже если твой язык обманчив. Мы оба поняли, что не доверяем друг другу, ибо сердце — свидетель более верный, чем язык».

Царь промолвил: «Разве ты не знаешь, что многие люди питают друг к другу ненависть и злобу, но те, которые обладают разумом, стремятся убить ненависть, а не давать ей все новую пищу». — «Да, ты прав, — согласилась фанза. — Однако всякий, находящийся в здравом рассудке, не может представить себе, чтобы тот, кому отомстили, забыл свою ненависть к мстителю и помышлял о чем-нибудь ином, кроме мести. Разумный должен опасаться всяких хитростей, обмана и коварства и помнить, что если враг не может одолеть силой, он заманивает мягкостью и притворной дружбой, как дикого слона заманивают в неволю с помощью слона ручного».

«Благородный и рассудительный не оставляет своего друга, — возразил царь. — Он не бросит того, кто был ему вместо брата, не предаст забвению любовь и заботу, даже если боится, что заплатит за привязанность своей жизнью. Мы видим примеры подлинной верности у животных, что стоят ниже нас. Скоморохи, которые учат собак выделывать разные забавные штуки, часто режут их и едят, если у них нет иной пищи. Другие собаки, прирученные скоморохами, видят это, но не оставляют своих хозяев и не перестают любить их, потому что те заботятся о них».

Фанза сказала: «Страшна ненависть, где бы ты ее ни встретил. Но страшнее всего та неукротимая ненависть и злоба, что угнездилась в сердце царя, ибо законы царей — мщение, а их слава и гордость — насилие и жажда мести. Разумный и рассудительный не должен обольщаться, видя, что ненависть его врага словно замерла в его сердце и утихла. Ведь ненависть, скрытая в сердце, таится до поры, пока не найдет причины, что приведет ее в движение. Она подобна тлеющему углю, лежащему среди пепла, пока в костер не подкинут хвороста. Ненависть постоянно ждет причины, чтобы вновь вспыхнуть, как огонь ждет дров, чтобы разгореться, и если отыщет такую причину, то запылает, словно адское пламя, и ее не потушат ни добрые слова, ни мягкие речи, ни смиренные уговоры, ни униженные мольбы — ничто не утишит ее, кроме гибели врага. Часто мститель не прочь примириться с врагом, желая получить от него что-нибудь или надеясь на его защиту и покровительство, но я слишком слаба и ничтожна и не могу услужить тебе так, чтобы ты забыл о своей ненависти ко мне. И даже если ты по-прежнему благосклонен ко мне, как ты утверждаешь, то и это бесполезно — я не перестану бояться, дичиться и подозревать тебя, пока мы будем рядом. Нам не остается ничего иного, как расстаться. Я улетаю, а ты оставайся с миром».

Царь промолвил: «Ты знаешь, что и польза, и вред, и великое, и малое происходят лишь по воле судьбы и божьего соизволения, что в сотворении и рождении, жизни и смерти, гибели и исчезновении нет ни вины, ни заслуги тех, кто смертен. Поэтому на моем сыне нет никакой вины в смерти твоего птенца, а тебя нельзя наказывать за то, что царевич лишился глаза, — и то и другое было предопределено предвечным, и никто из нас не был причиной великого несчастья, ниспосланного нам свыше».

«Ты прав, судьба и рок правят миром, — промолвила фанза, — но разве может это помешать благоразумному и рассудительному сторониться беды и остерегаться опасности? Можно верить в судьбу и предопределение и вместе с тем быть осторожным и предусмотрительным и надеяться на собственные силы. Я знаю: ты говоришь вовсе не то, что чувствуешь, ведь произошло между нами великое дело: царевич погубил мое дитя, а я вырвала глаз у твоего сына, и ты хотел бы утолить жажду мести, убив меня и лишив жизни. Но ни одна живая душа не желает смерти. Издавна говорили: «Бедность — несчастье, печаль — несчастье, близость врага — несчастье, недуг — несчастье, старость — несчастье, а смерть — вершина всех несчастий». Никто не узнает, что творится в душе страдальца, пораженного утратой, пока не испытает подобного. Я знаю, что у тебя в душе, ибо чувствую то же; и нам не следует больше быть вместе, ведь едва ты вспомнишь, что я сделала с твоим сыном, как преисполнишься ко мне жгучей ненавистью, а я, вспомнив, как царевич убил моего единственного птенчика, вновь испытаю неукротимую злобу».