Марсель Эме - Вуивра

— А потом? Что потом случилось?

— Потом? Ах да, — сказала Луиза, вроде бы не очень торопясь продолжить рассказ. — На чём же это я остановилась? Сейчас. Так вот, как только Клотер вышел из леса, оборачивается он и видит чудовище. О! Ну конечно, насколько можно было что-нибудь разглядеть при свете звёзд. Господи, оборачивается, а перед ним — три головы, бледные такие, всё равно как у мертвецов, боже, и на каждой-то голове по одному большому глазу посреди лба, и качаются все эти головы на длинных шеях со змеиной кожей. А что больше всего его поразило, так это то, что величина этих голов не оставалась одной и той же. От размера тыквы они уменьшались до размера яблока, но не все вместе, а по очереди. Из тела-то он ничего и не видел, кроме серёдки, только вздутое брюхо совсем почти без волос и мягкое, как у крысы. Как сказал Клотер мне как-то раз, он думает, что тело-то у этого зверя нигде и не кончалось, будто края его смешивались с ночью. Представьте-ка себе такое. Ну мой Клотер тут так перепугался! И пришла ему в голову мысль перекреститься. Перекрестился раз, перекрестился десять раз и «Отче наш» прочитал и «Слава Тебе, Боже». В такой момент молитва на ум легко идёт. Да, прочитал, и что же? Эта тварь Фарамина, ей всё нипочём. И молитвы ей были вроде как песенки. Не смутилась даже, идёт рядышком с ним. Он-то старается и не смотреть на неё, а она как вытянет шею да как подтянет прямо ему под нос то одну голову, то другую, а то и три разом. А потом ещё и разговаривать начала. «Иди, — говорит она ему, — в лес, нас с тобой в полночь ждут». Вот тут-то Клотер и потерял голову. Да и то, поставьте-ка себя на его место. Он как пустился бежать, бежит как очумелый, прямо перед собой, всё прямо и прямо, бежит и бежит. А тварь-то тоже не отстаёт, а он, он чувствует себя так, будто даже темень сопротивляется ему. В конце концов он уже и идти даже не мог, стал спотыкаться, изнемогать. Ну а этой твари Фарамине только того и нужно. Она вскакивает на него, хватает его и начинает валять по земле. К счастью, тут он услышал, как лошадь где-то звенит колокольчиками, и закричал. А это были Кудрье, которые возвращались из Омона, где продавали свою муку. Когда они подняли Клотера, он лежал на дороге без сознания, всё лицо в крови, а одежда порвана. Можете себе представить, каково ему было.

Луиза сделала паузу и добавила:

— Само собой, она не каждый вечер попадается на дороге. Но всё-таки, скажу я вам, не очень мне это нравится, когда Арсен ходит где-то тёмной ночью. Лес так близко.

Белетта, застыв с расширенными глазами перед столом, смотрела на двери, отделявшие свет от мрака.

— Вот, я готов был побиться об заклад, — воскликнул Виктор, потрясая тетрадями своих двух сорванцов. — То-то я себе говорил: почему это они пошли так рано спать? А это, оказывается, чтобы задачки не решать.

— Я тебе много раз уже говорила. У этих детей нет гордости.

— Учитель задаёт им слишком трудные задачки, — вступилась Эмилия. — Задачки не по возрасту.

Луиза сурово посмотрела на неё, но сдержалась и ничего не сказала. Замечание невестки было слишком серьёзным и заслуживало такой обстоятельной критики, что служанке при этом лучше было не присутствовать. Луиза обернулась к Белетте и ласково посоветовала ей идти спать.

— Ты стоишь и вроде работаешь, а мысли у тебя совсем о другом. Иди, на сегодня хватит. Иди спать. Я сама домою стол.

А Белетте в этот момент как раз хотелось, чтобы работа удерживала её на кухне как можно дольше. Кладя щётку, она пожелала спокойной ночи таким потухшим голосом, что Луиза даже почувствовала угрызения совести. Выйдя во двор, Белетта сначала ненадолго задержалась в полосе света, едва сочившемся сквозь жалюзи и тут же обрывавшемся под кухонным окном. Она слышала, как Луиза заявила снохе, что та испортит своим детям всю жизнь. Ночь была тёплая, лёгкий ветерок шелестел листьями осин у края лужи, и казалось, что мрак мерцает. Белетта сняла башмаки, взяла их в руки и, набрав в лёгкие побольше воздуха, как перед погружением в воду, босиком перебежала через двор. Под сводом из двух орешников, где тень была ещё гуще, она явственно ощутила прикосновение твари Фарамины и чуть было не закричала, но на дороге скупой свет звёзд придал ей немного храбрости. Белетта понимала, что во время бега она ещё больше поддаётся панике, и поэтому пошла шагом, стараясь убедить себя, что стала жертвой своего расшалившегося воображения. Однако едва она поверила в это, как по коже у неё пробежала дрожь ужаса. Она поняла, что чудовище гонится за ней. Она слышала короткое дыхание у себя за спиной и те же самые мягкие шаги бесчисленных лап, которые слышал когда-то Клотер в ронсьерском лесу. Белетта пошла быстрее, но зверь тоже ускорил шаги, и дыхание его стало более хриплым. Ха, ха! Ха, ха! Обычно, когда Арсен выходил подышать ночным воздухом, он шёл сначала в сторону поля, удаляясь от деревни, но если он вдруг пошёл куда-то в другую сторону, то Белетта была просто обречена идти в ночи до полного изнеможения. Сжав зубы, она старалась не сорваться на бег и не осмеливалась кричать, чтобы не разозлить тварь и не ускорить развязку. «Ха-ха, — дышало чудовище. — Ха-ха». Потом оно заговорило своим невнятным, прерывающимся голосом и зловеще засмеялось. Белетта не поняла, что говорит тварь, но этот жуткий смех окончательно парализовал её. Не смея повернуть голову, она бросила косой взгляд вбок, и перед ней мелькнули три мертвенно-бледные лица, качавшиеся совсем рядом с её плечом. Она чувствовала, как у неё по икре ходит туда-сюда волосатая лапа. Теряя рассудок, она пустилась бежать со всех ног, зовя на помощь Арсена обессиленным, беззвучным голосом умирающей. Фарамина принялась выть, гоготать, подпрыгивать с головокружительной быстротой. Вдруг на дороге перед Белеттой выросла тень.

— Что случилось? — спросил Арсен. — Ты чего-то испугалась?

Белетта бросилась к нему, крепко обняла, прижалась головой к его груди, тычась в неё лбом, как баран, который пытается сделать в чём-то углубление и устроить себе там пристанище. Он со смехом взял её под мышки, приподнял, подержал немного перед собой и поставил на ноги. Белетта уже успокоилась, но продолжала с тревогой вслушиваться в ночные шумы.

— Хватит, Леопард, довольно, — сказал Арсен. — Лежать, дурья голова.

Белетта рассмеялась и, надев опять башмаки, шутливо обратилась к Леопарду. Её маленькая ручка лежала в жёсткой ладони Арсена, две пары башмаков постукивали по дороге, и она ничего не боясь, шагала, глядя на усыпанное звёздами небо и не видя мрака, простиравшегося внизу. Какое-то время они шли молча.

— Ну-ка давай повторим, — произнёс наконец Арсен. — Восемью семь?

— Пятьдесят шесть.

— Восемью девять.

— Семьдесят один. Нет, семьдесят два. У меня на языке вертелось.