Марсель Эме - Вуивра

Рассказ Реквиема продолжался ещё долго, и в нём была масса разных эпизодов. Например, когда вечером его пригласили остаться на ночь в замке, и он навестил дочку хозяев в её спальне, то хотя в том и не было никакой необходимости из-за их отношений в прошлом, вёл он себя как почтительный возлюбленный.

— Вот что бы стали делать на моём месте другие мужчины, возьми, к примеру, того же самого Бейя? Первым делом полезли бы её лапать. А при этом, заметь, это вовсе не значит, что мне не хватает желания. Она ведь лежит в своей постели, разве не так? Только я-то ведь знаю, что такое любовь! Любовь, она же не столько в том, чтобы расстегнуть ширинку, как многие считают. Главное в любви — это, скорее, как поговорить о ней. И вот, скажем, я сажусь рядом с кроватью, курю сигару и беседую. Ни единого грубого слова ты от меня не услышишь. Беседую, посмеиваюсь себе, спрашиваю её: ну как дела, всё хорошо? В общем, веду галантную беседу.

Наконец, благополучно завершив переговоры с родителями, Реквием заключил:

— Месяца не пройдёт, как ты меня увидишь здесь опять вместе с ней, и мы поженимся в присутствии мэра и священника. Да-да, месяца не пройдёт. За это время, я думаю, у нас здесь никто не помрёт. Я прямо не вижу сейчас никого в Во-ле-Девере, кто бы собирался сыграть в ящик. Я, конечно, понимаю, что если бы меня тут не было, кого-нибудь всегда нашли бы, чтобы выкопать могилу, но всё-таки мне было бы это неприятно.

Арсен расстался с могильщиком не без ощущения грусти. С одной стороны, ему внушали тревогу замыслы Реквиема, а с другой — он, разумеется, не мог не сравнивать любовь могильщика с зыбкостью собственных чувств, и ему становилось стыдно за ту ловкую игру, которую он вёл ради того, чтобы жениться на дочери Вуатюрье. Идя по лугу к своему дому, он заметил рядом с фруктовым садом Мендёров бредущую по дороге Белетту. Она, как обычно, возвращалась из церкви по меньшей мере на четверть часа раньше Луизы с невесткой, которые задерживались на кладбище. Арсен с тоской подумал о том, что, когда он женится, ему придётся с ней расстаться. Собственно, это должно было стать единственным более или менее острым сожалением в его новой жизни. Ведь что касается разлуки с матерью, то для парня это событие не лишено своеобразной прелести. Подобное расставание ещё в большей степени, чем сам брак, знаменует собой начало новой жизни. Возможно, Виктор, живший вместе с Эмилией под одной крышей с матерью, потому и остался как бы несовершеннолетним, что в его судьбе не хватило какого-то нового, свежего сока, и это сделало его таким вялым, дотошным и резонёрствующим. Арсен с удовлетворением думал о том, как он уйдёт от всей семьи. Но ведь Белетта не была членом семьи. Пожалуй, во всей её хрупкой фигурке чувствовалось скорее нечто враждебное духу их дома. На дружеские чувства Арсена она отвечала капризной, требовательной, а порой и агрессивной нежностью, которая подвергала испытанию его благодушие, однако ему нравился этот дикарский и несозвучный семейной обстановке нрав, придававший их отношениям оттенок сообщничества. Он шёл по лугу и улыбался, вспоминая о некоторых выходках Белетты, о том, как она злилась, хитрила, лгала, и всё это обретало в его глазах какое-то неуловимое детское очарование.

На ферме царило безмолвие. На другом конце двора, под орешником, спал пёс Леопард. Белетта, вероятно, в этот момент снимавшая в своей комнате шляпу, оставила дверь риги приоткрытой. Арсену захотелось увидеть её и послушать её болтовню. Чтобы не привлекать внимания Виктора, скорее всего, читавшего на кухне газету, он старался ступать по редким пятнам травы, смягчавшим его шаги. Даже короткий разговор с братом нагнал бы на него тоску. Пройдя через ригу, он толкнул дверь комнаты для инвентаря и в оцепенении застыл на пороге. Белетта, у которой не хватило присутствия духа даже на то, чтобы встать, когда она услышала его шаги по риге, лежала в постели и смотрела на него взглядом безумного животного. Виктор, стоя посреди комнаты, поддерживал обеими руками брюки, не решаясь застегнуть их, чтобы не уронить собственного достоинства. Арсен тут же вышел, не закрыв дверь. Случайно рука его задела вилы, прислонённые к стене риги. Он схватил их с твёрдым желанием убить и вернулся в комнату. Белетта в постели плакала. Виктор прочёл в глазах брата свой приговор. Он попытался было защититься руками, но тут же опустил их, потому что ему пришлось подхватить спадавшие брюки. Этот смешной и жалкий жест на секунду поколебал смертоносную решимость Арсена, и он ограничился тем, что ударил его в челюсть ручкой вил. Виктор хрюкнул от боли. Изо рта у него потекла струйка крови, которая закапала с подбородка на рубашку. Уже жалея о проявленной слабости, Арсен повернул вилы остриём в сторону Виктора и посмотрел ему на живот, но ударить не смог. Белетта схватилась руками за стальные зубья и повернула их так, что они коснулись её кофточки. Не смея поднять глаза, она опустила голову, и прядь волос упала ей на нос. Взгляд Арсена задержался на этих хрупких формах, на худых девчоночьих плечах, смиренных и невзрачных, на мокром от слёз личике. Когда он заметил этот детский стыд, он и сам ощутил тоже что-то похожее на стыд, и тут же — нежность и страдание. Он бросил вилы, и убежал, чтобы не расплакаться в присутствии брата.

Арсен, расхаживая взад-вперёд по двору перед дверью риги, понял, что намерение убить у него не пропало. Возможно, сделав над собой невероятное усилие, он позволит брату дожить до вечера, до завтрашнего вечера, но ненависть не отпустит его.

Когда-нибудь он всё-таки убьёт его, потому что происшествие в комнате для инвентаря не было ни случайностью, ни завершением неудержимого влечения двух существ друг к другу. Виктор хотел осквернить Белетту. Даже не понимая толком, чем была для брата эта шестнадцатилетняя служанка, он угадал, что в их отношениях присутствует некая тайна, и что именно в них этот суровый и непроницаемый парень черпает часть своей силы.

Возвратившись вместе со своей невесткой с мессы домой, Луиза не без удивления увидела, как Арсен вышел из кухни, неся на плече свёрнутый и перевязанный бечёвкой матрас. Догадавшись, что между её сыновьями произошла очередная ссора, она закрыла чёрный шёлковый зонтик и, отдав его Эмилии, велела той отнести его к ней в комнату. Арсен снял свою объёмистую ношу и положил её на край колодца.

— Я ухожу, — сообщил он. — Я бы не хотел причинять вам хлопоты, но только с братом я больше жить не могу. Для него будет лучше, если я уйду.

— Когда братья ссорятся, слова не оставляют следов, — сказала Луиза. Я была пятой из семерых детей и знаю, что это такое. А что случилось?

— Не спрашивайте, мама. И Виктора тоже не спрашивайте. Об этом неприятно говорить, и слушать тоже не доставит удовольствия.