Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

Поначалу речь мистера Гибсона была немного сбивчивой, но постепенно он стал говорить с прежней беглостью. Он добился от нее кратких ответов, затем подлиннее, время от времени потчуя ее каплей вина, пока бульон не окажется под рукой. Молли была поражена тихим отцовским тоном, полным утешения и сочувствия, хотя она не могла уследить за достаточно быстрой речью и понять значение произносимых фраз.

Вскоре, тем не менее, когда ее отец сделал все, что мог, и они снова спустились вниз, он рассказал им о ее путешествии больше, чем они знали. Поспешность, решимость действовать вопреки запрету, непреодолимое беспокойство, беспокойная ночь и усталость от путешествия — все это подготовило ее к потрясению, но мистер Гибсон был всерьез обеспокоен его последствиями. Она была странно непоследовательна в своих ответах, он понял, что она рассеянна и приложил огромные усилия, чтобы воззвать к ее рассудку. Но мистер Гибсон предвидел, что потрясение вызовет некую телесную болезнь, и допоздна задержался этой ночью, подготовив многое вместе с Молли и сквайром. Одно, единственное, утешение следовало из ее состояния — возможность совершенно не осознавать, что завтра днем состоятся похороны. Изнуренный борьбой с эмоциями за весь день, сквайр, казалось, был теперь не в состоянии заглянуть за боль и испытания последующих двенадцати часов. Он сидел, положив голову на руки, и отказывался идти в постель, отказывался сосредоточиться на мыслях о своем внуке — не более трех часов назад столь дорогом для него. Мистер Гибсон дал кое-какие указания одной из служанок, как ухаживать за миссис Осборн Хэмли, и настоял на том, чтобы Молли пошла спать. Когда она умоляюще просила, что ей необходимо остаться рядом с больной, он сказал:

- А теперь, Молли, посмотри, насколько меньше неприятностей получил бы дорогой сквайр, если бы слушался приказов. Он только добавляет беспокойства, потакая себе. Тем не менее, единственное извинение всему — чрезмерное горе. В последующие дни у тебя будет достаточно дел, чтобы применить все свои силы, а теперь ты должна пойти лечь спать. Мне бы только хотелось так же ясно видеть свой путь, как я вижу твои ближайшие обязанности. Хотелось бы мне, чтобы я никогда не позволял Роджеру уезжать, он тоже этого пожелает, бедняга! Я не рассказывал тебе, что Синтия собирается в спешке уехать к своему дяде Киркпатрику? Подозреваю, визит к нему станет заменой поездки в Россию в качестве гувернантки.

- Я уверена, что она вполне серьезно этого желает.

- Да, да! Временами. Я не сомневаюсь, что она была искренна в своем намерении уехать. Но самым большим ее желанием было избавиться от неприятностей настоящего времени и этого места. А дядя Киркпатрик подойдет для этого лучше, чем место гувернантки в ледовом дворце в Нижнем Новгороде.

Он придал мыслям Молли новый поворот, чего и добивался. Она не могла не вспомнить мистера Хендерсона, его предложение и все последующие намеки. И размышляла, и желала — чего она желала? Или она спала? Прежде чем она вполне выяснила этот вопрос, она уже действительно спала.

После этого долгие дни проходили в монотонной круговерти забот. Никто, казалось, не думал о том, чтобы Молли уехала из поместья во время скорбной болезни, что приключилась с миссис Осборн Хэмли. Не то, чтобы отец не позволял ей принимать активное участие в уходе за больной. Сквайр предоставил им carte-blanche и нанял двух умелых сиделок из госпиталя, чтобы присматривать за находившейся без сознания Эми. Но Молли нужна была для того, чтобы получать более точные указания относительно ее лечения и диеты. Не то, чтобы ей не хотелось заботиться о маленьком мальчике; сквайр был слишком ревнив к детской любви, и одну из служанок наняли, чтобы заботиться о нем. Но сквайру требовался кто-то, кто мог выслушать его, когда неистовое горе по умершему сыну прорывалось наружу, и когда он обнаруживал какие-нибудь замечательные черты в ребенке своего сына. И к тому же, когда он был подавлен неопределенностью длительной болезни Эми. Молли была не такой хорошей и не такой очаровательной слушательницей обычных разговоров, как Синтия, но там, где ее сердце было затронуто, ее сочувствие было глубоким и неисчерпаемым. В этом случае она единственно желала, чтобы сквайр мог действительно почувствовать, что Эми вовсе не помеха, какой он ее явно считал. Не то, чтобы он не признал этот факт, если бы его изложили ему простыми словами. Он боролся против смутного сознания, укоренившегося в его душе. Он постоянно говорил о терпении, когда единственный из всех он был нетерпелив. Он часто говорил, что когда ей станет лучше, ей не должно позволять покидать Хэмли Холл, пока она совершенно не окрепнет, когда никто, кроме него, даже не рассматривал отдаленную возможность, чтобы она оставила ребенка. Молли дважды спрашивала своего отца, может ли она поговорить со сквайром и показать, как будет трудно отослать ее — как невероятно то, что она согласится покинуть своего мальчика и тому подобное. Мистер Гибсон только ответил:

- Подождем. Времени будет достаточно, когда природа и обстоятельства, использовав свои возможности, потерпели неудачу.

Хорошо, что Молли была любимицей среди старых слуг; ей часто приходилось сдерживать их и руководить ими. Конечно, ее поддерживал авторитет отца, и они знали, что там, где затронуты ее собственные удобство, покой и удовольствие, она никогда не вмешается, а подчинится их воле. Если бы сквайр знал о недостаточном уходе, которому она подчинялась с самым совершенным смирением, поскольку она сама и была единственной пострадавшей, он бы пришел в неописуемую ярость. Но Молли едва ли думала об этом, беспокоясь о том, как бы сделать все, что в ее силах, для других, и помнить о различных указаниях, которые давал ей отец во время своих дневных визитов. Возможно, он недостаточно берег свою дочь, она была исполнительной и безропотной, но однажды, после того, как миссис Осборн Хэмли «переменилась», как назвали это сиделки: она все еще была слаба, как новорожденный ребенок, но все ее способности восстановились, и лихорадка ушла, — когда распустились весенние бутоны и весенние птицы весело пели — Молли ответила на неожиданный вопрос отца, что она чувствует себя безмерно уставшей; что у нее сильно болит голова, и что она ощущает замедленность мыслей, которую приходится преодолевать болезненным усилием.

- Не продолжай, — прервал ее мистер Гибсон, внезапный приступ беспокойства, почти раскаяния, поразил его. — Ложись сюда — спиной к свету. Я вернусь и осмотрю тебя до того, как уеду, — и он ушел искать сквайра. Он совершил довольно долгую прогулку, прежде чем подошел к мистеру Хэмли в пшеничном поле, где женщины пололи сорняки, а его маленький внук держался за его палец в перерывах между короткими прогулками, дабы изучить самые грязные места, с которыми могли справиться его крепкие маленькие ножки.