Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

— Папа, я буду звать ее «мама»!

Он взял ее руку и крепко пожал, но несколько минут они не разговаривали. Потом он сказал:

— Ты не пожалеешь об этом, Молли, когда будешь лежать на смертном одре, как бедный Крейвен Смит сегодня вечером.

Уже некоторое время гул голосов и ворчание двух старших служанок привлекали внимание Молли, потом достигли слуха ее отца, который, к ужасу девушки, заявил им без обиняков:

— Вам не нравится, когда колокольчик миссис Гибсон звонит слишком часто, верно? Боюсь, вас избаловали, но если вы не подчиняетесь желаниям моей жены, то средство избавления находится в ваших руках, вам это известно.

Какой слуга отказался бы от искушения заявить о своем уходе после подобных слов? Бетти сообщила Молли, что уйдет, со всем тем безразличием, которое смогла разыграть перед девочкой, бывшей предметом ее неусыпных забот последние шестнадцать лет. Молли до сих пор считала свою старую няню неизменным атрибутом этого дома; ее уход казался ей не менее абсурдным, чем если бы мистер Гибсон заявил, что навсегда покидает дом и разрывает отношения с семьей, и вот Бетти хладнокровно рассуждает о том, будет ли для нее лучше подыскать новое место в городе или в деревне. Но суровость Бетти была лишь притворством. Через пару недель она разразилась потоком слез: она поняла, сколь тяжела будет для нее разлука со своей любимицей, и теперь с радостью осталась бы и отвечала на все звонки в доме каждую четверть часа. Даже сердце мистера Гибсона было тронуто страданиями старой служанки, которая всякий раз, когда он сталкивался с ней, разговаривала срывающимся голосом и не скрывала опухших от слез глаз.

Однажды он сказал Молли:

— Мне бы хотелось, чтобы ты спросила свою маму, не может ли Бетти остаться, если она должным образом извинится и тому подобное?

— Я не думаю, что это стоит делать, — уныло ответила Молли. — Я знаю, она пишет или написала насчет какой-то младшей служанки в Тауэрсе.

— Что ж! Все, что мне нужно, это спокойствие и немного веселости, когда я возвращаюсь домой. Мне хватает слез, которые я вижу в домах других людей. В конце концов, Бетти была с нами шестнадцать лет — с такой преданностью служили в прежние времена. Но женщина может быть счастлива везде. Но ты все же можешь спросить свою маму: и если она согласится, я не стану возражать.

Ради этой цели Молли попробовала обратиться с просьбой к миссис Гибсон. Интуиция подсказывала ей, что попытка окажется безуспешной, но, никогда прежде ей не отказывали таким нежным тоном.

— Моя дорогая, я никогда не думала отсылать старую служанку, ту, которая заботилась о тебе с рождения или почти с рождения. Я бы никогда не осмелилась это сделать. По мне она могла бы остаться навсегда, если бы только выполняла мои желания. Разве я неблагоразумна? Но ты видишь, она жалуется, а когда твой папа говорил с ней, она предупредила его об уходе, в мои принципы не входит извиняться перед служанкой, которая делает предупреждения.

— Она так сожалеет, — умоляла Молли, — она говорит, что будет делать все, что вы пожелаете, и выполнять все ваши приказания, если только сможет остаться.

— Но, милая, ты, кажется, забываешь, что я не могу пойти против своих принципов, как бы сильно я не жалела Бетти. Ей не следует давать волю своему недовольству. Как я уже сказала, хотя она никогда мне не нравилась и я считаю ее самой неумелой служанкой, совершенно избалованной тем, что у нее так долго не было хозяйки, я бы примирилась с ней… по крайней мере, я думаю, что смогла бы… на некоторое время. Я почти уговорила Марию, которая была младшей служанкой в Тауэрсе, поэтому я не хочу больше слышать о страданиях Бетти или кого бы то ни было, а тут еще печальные истории твоего отца, они так удручают меня.

Молли молчала несколько секунд.

— Вы, в самом деле, уговорили Марию? — спросила она.

— Нет, я сказала «почти уговорила». Порой кажется, что ты не слышишь, дорогая Молли! — недовольно повторила миссис Гибсон. — Мария живет там, где ей не платят такого жалованья, которое она заслуживает. Возможно, они не могут себе этого позволить, бедняги! Я всегда сочувствую бедным и никогда не скажу грубого слова о тех, кто небогат. Но я предложила ей на два фунта больше, чем она получает сейчас, поэтому, я думаю, она уедет. Во всяком случае, если они повысят жалованье, свое я повышу соответственно. Думаю, что я все-таки заполучу ее. Такая воспитанная девушка! Всегда принесет письмо на подносе!

— Бедная Бетти! — мягко сказала Молли.

— Бедняжка! Надеюсь, она извлечет пользу из урока, — вздохнула миссис Гибсон. — Жаль, что Мария не работала у нас до того, как семьи графства начали приезжать к нам с визитами.

Миссис Гибсон весьма радовалась многочисленным визитам «семей графства». Ее мужа очень уважали, и многие дамы из разных усадьб, поместий и особняков, которые пользовались его услугами для себя и своих семей, полагали, что будет правильным оказать внимание его новой жене, когда приезжали в Холлингфорд за покупками. Состояние ожидания, в которое эти визиты повергли миссис Гибсон, лишили мистера Гибсона домашнего покоя. Неудобство доставляли горячие, ароматно пахнущие блюда, которые носили из кухни в гостиную всякий раз, когда знатные дамы, чьи носы привыкли к аристократичным, утонченным запахам, приезжали с визитами. Еще большее неудобство доставил случай, произошедший из-за неуклюжести Бетти, которая, торопясь открыть входную дверь высокомерному лакею с хлыстом, поставила корзину с грязными тарелками прямо на пути своей хозяйки, когда та осторожно ступала по довольно темному коридору; к тому же молодые люди, довольно тихо покинув столовую, разразились долго сдерживаемым смехом и больше не сдерживали своей склонности к розыгрышам, неважно, кто мог оказаться в коридоре, когда они выходили. Поздний обед стал тем решением, которое предложила миссис Гибсон. Ланч для молодых людей, как она заметила своему мужу, можно будет отнести в кабинет. Несколько превосходных холодных бисквитов для нее и Молли не пропитают дом своим запахом, а она позаботится о том, чтобы немного лакомства было приготовлено для него. Он согласился, но неохотно, поскольку это добавляло новшества в привычный уклад его жизни, и он чувствовал, что не сможет устроить свои объезды должным образом с этим новомодным изобретением обедать в шесть часов.

— Не готовьте никаких лакомств для меня, моя дорогая; хлеб и сыр — основа моего питания, как это было при прежней жене.

— Мне ничего неизвестно о вашей прежней жене, — ответила миссис Гибсон, — но я не могу позволить, чтобы сыр выносили за пределы кухни.

— Тогда я съем его там, — сказал он. — Она недалеко от конюшни, и если я приеду в спешке, я смогу быстро перекусить.