Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Офицер этот был один из самых старых знакомых караульных 388 офицеров, который всегда, бывая в карауле, подолгу беседовал с Пьером. В первый раз, как, разговорившись с Пьером, этот офицер узнал, каким образом Пьер попал сюда, он 389 обещался непременно довести о том до сведения высшего начальства. 390 Но, прийдя в другой раз, 391 не возобновлял об этом разговор. 392 Офицер этот был неглуп, имел некоторое образование и, 393 строго исполняя долг службы, любил отдыхать от забот службы в разговорах, 394 не касающихся службы, которые он и заводил всегда с Пьером. Он был одним из самых рядовых офицеров французской армии. Он не имел знакомств в высших сферах армии и ничего не знал и не хотел знать об общих целях и соображениях. 395

Из его суждений о французской армии Пьер в первый раз очевидно ясно понял всю громадность этого целого, о котором он привык делать такие быстрые соображения. 396 Пьер спросил его однажды о том, где может находиться теперь полк Рамбаля, и 397 офицер не только не знал полка Рамбаля, но не знал даже, где находился корпус Мюрата, к которому принадлежал Рамбаль. Их разговоры с Пьером бывали самые интимные и состояли преимущественно из рассказов 398 о своих домашних интересах, о влиянии революции, о духовенстве, о домашнем житье-бытье в 399 Гренаде, где была его родина. Он расстегнулся и сел на лавочку подле Пьера. 400 Пьер спросил об том, что слышно о выступлении . 401 Офицер, не скрываясь, рассказал всё, что он знал.

Он сказал, что часть войск выступила куда-то ночью, но что выступают ли все и поведут ли пленных, он не знал. В их дивизии, которая держала караулы, только велено быть готовым, к выступлению. 402

403 Офицер достал и набил трубку и предложил ее Пьеру.

— Какая погода, точно юг...

— Но как же сделают с больными? 404 — перебил его Пьер, отказываясь от трубки, — ежели нам придется выступать, у нас в балагане один солдат не может идти.

405 Офицер поморщился. Он не любил говорить про дела службы. Однако он ответил. Он сказал, что об этом позаботятся, что в Москве остаются гошпитали и с собой, вероятно, как и всегда, возьмут подвижной гошпиталь.

— У нас и повозки будут, — прибавил он. — И во всяком, случае, если мы пойдем вместе, я вас прошу рассчитывать на меня, у меня два экипажа, и они к вашим услугам.

Пьер поблагодарил.

— Много сделано зла, это правда, — сказал 406 офицер, — но вы согласитесь, что мы не были жестоки и делали всё, что от нас зависело, чтоб облегчить ваше положение, — сказал он.

— 407 Правда, — сказал Пьер. 408

— Ca me rappele les vendanger chez nous. Oh c’est beau. Mon, grand père qui est fermier a deux vignes, 409 — и офицер, покуривая трубку, рассказывал Пьеру о своих дорогих домашних, деревенских воспоминаниях. Через полчаса, около полдня, офицер ушел обедать. Солдаты, бывшие на работе, вернулись и пленным, велено сейчас же готовиться к выступлению. 410

В балагане гудело веселыми голосами собиравшихся.

Платон своими спорыми движениями обматывал свои онучи, бечевочками и давал советы Пьеру, как обвернуть портянками, приобретенными Платоном, 411 свои ноги.

— Что ж, Соколова-то куда денут? — сказал Платон, глядя на одного, не шевелившегося и свернувшегося под шинелью солдата.

Пьер подошел к солдату и спросил, может ли он идти. Лицо солдата было бледно, и глаза налиты кровью. Он не понял, что у него спрашивали, и ничего не ответил. 412

Пьер поспешно вышел из балагана с тем, чтобы переговорить с офицером о больных. Два французских солдата стояли, у дверей, торопя пленных.

— Voyons, vite dépêchez-vous. 413

Пьер обратился к одному из них, спрашивая, где офицер. Солдат этот, прежде ласковый (Пьер его знал), сердито крикнул на Пьера, чтобы он не смел выходить.

— Я приду, вы меня знаете.

—... rrr, — обругался солдат, выставляя ружье.

— Le lieutenant me demande, 414 — сказал Пьер и пошел с такою решительностью на солдата, что солдат принял ружье.

— Eh bien, faite vite, sacré... rrr... 415 — крикнул с ругательством солдат.

Грубо строгое это, так противуположное прежнему, обращение солдата удивило Пьера.

Выбежав к воротам дома, у которого его знакомый румяный офицер с другими возился у повозки, укладывая что-то, Пьер подошел к нему и начал говорить.

— Eh bien qu’est ce qu’il y a? 416 — холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер.

Пьер сказал про больных.

— Ils pourront marcher, que diable, 417 — сказал он, отворачиваясь.

— Mais non, il est à l’agonie, 418 — сказал Пьер.

— Eh bien, on le laissera là où il est, 419 — сказал офицер.

— Il faudrait au moins... 420 — начал было говорить [Пьер], как вдруг офицер, грубо обругавшись, крикнул на него и велел солдату отвести его на место.

— Allez à ce qui vous regarde, faites vos paquets et marchez, voilà tout. 421

<���Пьер вошел в балаган. Каратаев, собравшись, прощался с больным солдатом. Все уже были готовы и прощались с остававшимися солдатами>

Одно последовательное занятие Пьера за это время, кроме внутренней работы мысли, состояло в наблюдении признаков общего положения французов — той таинственной силы 423 порядка, которая его водила из места в место, привела на казнь, спасла от смерти и бросила в балаган пленных. 424 Не отдавая себе в том отчета, Пьер непрестанно внимательно следил за этим порядком — за этой силой, управлявшей его судьбой, и в последние дни сентября заметил, что 425 эта сила стала ослабевать, в ней проявилось колебание, нерешительность, и Пьер стал верить в то, что время разрушения этой силы порядка — и вследствие того его освобождения — близко. 426

В конце сентября слышно было про передвижения французских войск — в одно утро слышались выстрелы недалеко, в это же время стали пленных кормить хуже, и французы караульные обирали сапоги с пленных. И с Пьера сняли его тонкие, прорванные сапоги. Заболевшего пленного солдата не взяли в гошпиталь, а он умер тут же. Прежде охотно рассказывавшие Пьеру караульные об общем ходе дел — о завоевании Петербурга, о богатствах, найденных в Москве, о зимовке в России, теперь или молчали, или сердились, когда Пьер спрашивал их о том, что слышно было. — 1-го октября все караульные пришли с сапожным товаром и 427 холстом, который они получили накануне, и пленные солдаты, 428 умевшие шить и тачать, были засажены за работу. Везде на поле видны были выдвигаемые повозки и передвижения войск, и никто ничего не 429 говорил им, но все пленные были убеждены, что французы выходят на днях из Москвы 430 и что их погонят 431 тоже.

Все стали собираться к выходу — т. е. прилаживали себе, как могли, платье и обувь. Пьер, служивший переводчиком перед французскими офицерами за всех своих товарищей, 2-го октября от имени товарищей объявил французскому офицеру, что пленные просят, чтобы им возвратили их отобранное платье и обувь, что они слышали, что их ведут с армией, а что в таком положении они идти не могут. При этом Пьер указал на свои босые ноги.