Мигель Сервантес Сааведра - Дон Кихот

На этом месте беседа между герцогом, герцогиней и Дон Кихотом была внезапно прервана какой-то суматохой и громкими криками. В залу влетел запыхавшийся и перепуганный Санчо, обвязанный грязной тряпкой вместо салфетки, а за ним вбежало несколько кухонных мальчиков. Один из них тащил грязную лохань с помоями и тщетно старался подставить ее под подбородок Санчо.

— Что это значит, друзья мои? — спросила герцогиня. — Что это значит? Что вам нужно от этого доброго человека? Как? Неужели вы забыли, что он назначен губернатором?

На это поваренок-брадобрей ответил:

— Этот сеньор не хочет вымыть бороду, как это у нас принято. Он не желает последовать примеру господина герцога и его собственного хозяина.

— Не лги, очень хочу, — гневно возразил Санчо, — но мне хотелось бы, чтобы полотенце было побелее, вода посветлее, да и руки у тебя почище. Не так уже велика разница между мной и моим господином, чтобы его мыть ангельской водой, а меня этими дьявольскими помоями. Обычаи разных стран и княжеских дворцов только тогда хороши, когда они никому не причиняют неприятности, а этот обряд омовения хуже всякого самобичевания. Борода у меня чистая и не нуждается в подобном освежении; а если кто-нибудь посмеет коснуться меня, я его так угощу кулаком по темени, что у него череп треснет. Все эти церемонии с намыливанием щек смахивают на дерзкое издевательство.

Дон Кихоту не очень понравились наглые шутки кухонной челяди над его оруженосцем. Поэтому, отвесив глубокий поклон герцогу и герцогине, словно прося у них позволения вмешаться, он строго сказал лакейскому сброду:

— Эй вы, сеньоры кавалеры, оставьте-ка этого парня в покое и ступайте, откуда пришли, или, вернее, на все четыре стороны. Мой оруженосец не грязнее всякого другого, и для него эта лоханка — неподходящая посудина. Послушайтесь моего совета и не трогайте его, ибо ни он, ни я не любим таких шуток.

А Санчо подхватил его слова и продолжал:

— Такие шутки шутят только с бездомными бродягами, и если я стерплю их, значит, сейчас у нас не день, а ночь. Пусть принесут сюда гребенку и поскребут мне бороду. Если в ней найдется грязь, тогда я соглашусь, чтобы мне всю голову обстригли, словно барану.

Тут в разговор вмешалась герцогиня, все еще продолжавшая смеяться:

— Санчо Панса вполне прав; да и вообще, что бы он ни сказал, он всегда будет прав. Он говорит, что не нуждается в мытье. Ну что же, если наш обычай ему не нравится, то это его дело, а вы, служители чистоты, поступили слишком опрометчиво, чтобы не сказать дерзко, предложив такому сеньору и такой бороде, вместо таза и кувшина из чистого золота да немецких утиральников, какую-то лоханку и кухонные полотенца. Какие же вы дрянные и низкие люди, если не можете скрыть своей зависти к оруженосцу странствующего рыцаря!

Не только кухонные пикаро [93] Кухонные пикаро — мелкие прихлебатели, ютившиеся на кухне феодального замка и жившие жалкими подачками челядинцев и свиты. По точному смыслу слова, пикаро — бродяга, плут, попрошайка. , но и сам дворецкий поверили, что герцогиня говорит серьезно. Они тотчас сняли с Санчо грязную тряпку и удалились в смущении. А Санчо, увидев, что опасность миновала, опустился на колени перед герцогиней и сказал:

— От великой сеньоры всегда можно ожидать великих милостей. Но чтобы отблагодарить за заступничество, оказанное мне вашим высочеством, мне остается только пожелать, чтобы меня скорее посвятили в странствующие рыцари. Тогда я смогу все дни моей жизни отдать на служение вам, великая сеньора. Я простой крестьянин, зовут меня Санчо Панса, я женат, у меня есть дети, я состою оруженосцем, но если я могу быть чем-нибудь полезен вашему высочеству, скажите только слово — я готов повиноваться.

— Сразу видно, Санчо, — ответила герцогиня, — что вы учились учтивости в самой лучшей школе. Всякий признает в вас верного ученика господина вашего Дон Кихота. Честь и слава такому господину и такому слуге. Встаньте, Санчо. За вашу учтивость я попрошу моего повелителя герцога как можно скорее наградить вас губернаторством.

На этом беседа кончилась. Дон Кихот отправился отдохнуть после обеда, а герцогиня попросила Санчо провести послеобеденное время с ней и ее девушками, если только ему не очень хочется спать. Санчо ответил, что, по правде говоря, он привык летом поспать после обеда часика четыре. Однако он так благодарен герцогине за все ее милости, что готов и вовсе не ложиться.

С этими словами он ушел кончать свой обед.

Тотчас после обеда Санчо, верный своему слову, явился к герцогине. Она предложила ему присесть около нее на низеньком табурете. Но Санчо, как настоящий благовоспитанный человек, от этого отказался. Тогда герцогиня заявила, что ему разрешается сидеть, как будущему губернатору, а говорить — как оруженосцу и что оба эти звания дают ему право на кресло самого Сида. Санчо пожал плечами, повиновался и сел, а все дуэньи и девушки герцогини окружили его и в глубоком молчании ждали, чего он скажет. Герцогиня первая начала разговор:

— Теперь, когда мы одни и никто нас не слышит, мне бы хотелось, чтобы сеньор губернатор разрешил кой-какие сомнения относительно Дульсинеи Тобосской. Прежде всего, скажите нам, добрый Санчо, как вы осмелились сочинить ответ сеньоры Дульсинеи и выдумать, будто она просеивала зерно, если вы ее не видали и не передавали ей никакого письма Дон Кихота? Ведь все это наглый обман, наносящий урон доброй славе несравненной Дульсинеи и противоречащий достоинству и верности доброго оруженосца.

Выслушав это, Санчо молча встал с табурета, приложил палец к губам и медленным шагом обошел залу, заглядывая за все занавески. Проделав это, он снова сел и сказал:

— Теперь, когда я убедился, моя сеньора, что никто нас не подслушивает, я без всякого страха отвечу вам на ваш вопрос и скажу откровенно, что считаю господина моего Дон Кихота рехнувшимся человеком. Правда, подчас он ведет такие разумные речи, что и сам сатана не мог бы говорить умнее, а все-таки, сказать по совести, я уверен, что он сумасшедший. А раз эта мысль засела мне в башку, так я и не стесняюсь болтать ему всякий вздор вроде ответа Дульсинеи или ее чудесного превращения. Еще совсем недавно я уверил моего господина, что она околдована, но это такая же правда, как то, что на груше растут сливы.