Мигель Сервантес Сааведра - Дон Кихот

Взошла заря; всей земле она принесла радость и только одному Санчо Пансе — горе, ибо не было с ним его серого. Заметив пропажу, Санчо принялся отчаянно вопить, так что Дон Кихот проснулся и услышал жалобные причитания:

— О возлюбленный сын моего сердца, рожденный в собственном моем доме, радость детей моих, зависть соседей моих, услада жены моей, помощник в трудах моих! Как я буду жить без тебя, ибо двадцать шесть мараведисов, которые ты ежедневно зарабатывал, составляли половину моих расходов на пропитание.

Узнав, в чем дело, Дон Кихот постарался утешить Санчо, обещав подарить ему трех ослят из своей собственной конюшни. Это помогло. Санчо успокоился, перестал рыдать, вытер слезы и поблагодарил Дон Кихота за его доброту.

Как только Дон Кихот попал в горы, он сразу возликовал: ему казалось, что места эти созданы для самых чудесных приключений. Он был так опьянен этими мыслями, что позабыл обо всем на свете. А Санчо, чувствуя себя в безопасности, думал только о том, как бы набить свой желудок разными вкусными вещами, оставшимися у них от монашеской провизии. Выехав из ущелья, где они провели ночь, наш рыцарь направился дальше, а Санчо поплелся за ним пешком. Он тащил на себе всю поклажу своего ослика и то и дело вытаскивал куски из мешка с провизией и запихивал себе в рот. Это так пришлось ему по вкусу, что он не мечтал ни о каких других приключениях.

Внезапно подняв глаза, Санчо увидел, что его господин остановился и старается концом копья поднять какой-то предмет, лежавший на земле. Он подошел поближе и заметил, что Дон Кихоту уже удалось зацепить концом копья кожаную сумку. Сумка наполовину истлела, но была настолько тяжела, что Санчо даже крякнул, помогая своему господину ее поднять. Дон Кихот приказал оруженосцу посмотреть, что в ней находится. Санчо с большим проворством исполнил это приказание. Хотя сумка была перевязана цепочкой, однако Санчо без труда открыл ее. В сумке лежало четыре рубашки тонкого голландского полотна и много другого щегольского белья, а в платке было завернуто порядочное количество золотых монет. Увидев их, Санчо воскликнул:

— Возблагодарим небеса, пославшие нам столь счастливое приключение! Побольше бы таких находок!

Затем он снова порылся в сумке и нашел записную книжку в богатом переплете. Дон Кихот велел Санчо отдать ему книжку, а деньги взять себе, чем сильно обрадовал своего оруженосца. Санчо Панса с чувством поцеловал руку своего господина и, вытащив белье из сумки, переложил его в свой мешок с провизией.

Затем наши путники отправились дальше на поиски новых приключений.

Дон Кихот все больше углублялся в горы, пробираясь самыми дикими ущельями. Верный оруженосец плелся за своим господином, умирая от желания почесать языком, и нетерпеливо ждал, чтобы господин первый начал разговор, так как не хотел нарушать строгого приказания быть молчаливым и почтительным. Наконец ему стало невтерпеж, и он заговорил:

— Сеньор Дон Кихот, благословите меня, ваша милость, и отпустите с миром, — я хочу вернуться домой к жене и детям: с ними, по крайней мере, я могу разговаривать и рассуждать, сколько мне вздумается, а ваша милость велит мне странствовать и днем и ночью по этой пустыне да еще не открывать рта, когда рот у меня полон разных слов, — уж лучше закопайте меня живым в землю. Нелегка доля оруженосца: всю-то жизнь ты ищешь приключений, тебя дубасят, подкидывают на одеяле, забрасывают камнями и тузят кулаками, и при всем том еще не смей и рта разинуть, не смей высказать того, что накипело у тебя на сердце, — словно ты немой.

— Я понимаю тебя, Санчо, — ответил Дон Кихот, — ты жаждешь, чтобы я снял запрет, наложенный на твой язык. Ну, так и быть, снимаю его: говори, что хочешь. Но помни: я даю тебе право болтать, что вздумается и когда вздумается, только на то время, пока мы находимся в этих горах. Когда же мы попадем в населенные места, я снова наложу на тебя запрет, и ты будешь молчать до тех пор, пока я первый не заговорю с тобой.

— Благодарю вас, ваша милость, и за это. Позвольте в таком случае задать вам один вопрос: к чему мы все больше и больше углубляемся в горы, когда мы могли бы отлично скрыться от Санта Эрмандад, и не забираясь в такие дебри?

— Знай, Санчо, — ответил Дон Кихот, — что в эти дикие и пустынные места меня влечет желание совершить такой подвиг, который навеки прославит мое имя и затмит все великие подвиги, когда-либо совершенные самыми знаменитыми рыцарями.

— А подвиг этот очень опасен? — спросил Санчо Панса.

— Нет, — ответил рыцарь Печального Образа. — Впрочем, кто знает, — может быть, мне придется тяжко пострадать. Все будет зависеть от твоего усердия.

— От моего усердия? — воскликнул Санчо.

— Да, — продолжал Дон Кихот. — Я намерен послать тебя с одним поручением, и если ты исполнишь его быстро и успешно, то испытания мои не долго будут длиться, и слава обо мне прогремит по всему свету. Но мне не следует оставлять тебя в мучительной неизвестности. Перейдем прямо к делу. Тебе, конечно, известно, Санчо, что всякий художник, желающий прославиться в своем искусстве, старается подражать творениям тех мастеров, которых он считает величайшими. Но то же правило должен соблюдать в жизни каждый рассудительный человек. Кто хочет прослыть благоразумным и терпеливым, тот должен подражать Улиссу [45] Улисс — Одиссей, легендарный царь острова Итаки, участник Троянской войны. В поэмах Гомера он за свой ум, сообразительность и лукавство прозван «хитроумным». , которого Гомер изображает воплощением благоразумия и твердости. Виргилий в своем Энее [46] Эней. В поэме Виргилия «Энеида» рассказывается, как во время пожара и гибели Трои Эней спас своего престарелого отца Анхиза. Рискуя собственной жизнью, он на руках донес Анхиза до корабля, на котором оставшиеся в живых троянцы отплыли от берегов Трои. дал нам образец почтительного сына и мудрого вождя. Конечно, оба поэта изобразили своих героев не такими, какими они были на самом деле, а такими, какими они должны быть, чтобы служить примером человечеству. Как бы то ни было, но ты не станешь спорить, что и странствующий рыцарь обязан избрать себе для подражания героя. Для меня таким героем является единственный и несравненный Амадис Галльский. Но этот славнейший из славных рыцарь блистательнее всего проявил свою рыцарскую доблесть — мудрость, мужество и постоянство в любви — именно в ту пору, когда, отвергнутый сеньорой Орианой, он удалился на скалу Пенья-Побре и, переменив свое имя на имя Бельтенеброс [47] Бельтенеброс — мрачный красавец. , предался покаянию. И вот я твердо решил последовать его примеру, тем более что для меня это гораздо легче, чем подражать другим его подвигам: рубить головы великанам и драконам, обращать в бегство армии, рассеивать флотилии и разрушать чары волшебников. Эта скалистая пустыня как нельзя лучше подходит для выполнения задуманного мною дела, и я намерен сегодня же начать свой новый подвиг.