Роберт Вальзер - Помощник. Якоб фон Гунтен. Миниатюры

Дух означал теперь для него все, материя — ничто. Как захотелось ему громко смеяться, визжать и скакать от восторга. Как горячо, как пылко любил он эту поставленную на карту, брошенную на весы жизнь. Откуда ни возьмись явилась вдруг решительная осанка, и он радостно, бодро двинулся в путь. Предоставим же ему по этому пути продвигаться, чтобы на некоторое время заняться другим человеком.

Этот другой получил безупречное воспитание. Сыну одного из крупнейших фабрикантов страны доступно любое учебное заведение. А поскольку он обнаружил разнообразную одаренность и ум, сумел развить вкус и суждение, а его положение в обществе и без того открывало перед ним любую дверь, то он уже в молодые годы оказался на немаловажном посту, дававшем ему вес и влияние, доход и способность понимать глубокие вещи. В самом облике его, спокойном и красивом, было что-то величественное. В качестве директора всесильного во всем мире банка он легко, можно сказать играючи, делал миллионы. Не было привилегий, которые не ложились бы с покорностью к его ногам. В короткое время он стал столь же богат, сколь знаменит; его служебные успехи могли соперничать с успехами в обществе, где он задавал тон и был всеми любим.

Окруженный людьми, глубоко почитающими его по разным соображениям, он однажды с гордостью светского человека заключил, что должность, которую он занимал, впредь будет не трамплином, а тормозом для его карьеры. Полностью отдавая себе отчет в том, что накопленное богатство в дальнейшем будет умножаться само собою, автоматически, он красивым жестом и с вообще-то замечательным удовлетворением сложил с себя полномочия директора, чтобы повести независимую жизнь богатого, ни в чем не нуждающегося частного лица. Никакими опасностями ему этот шаг не грозил.

Несметные суммы позволяли их владельцу вести жизнь на необыкновенно широкую ногу, предпринимать путешествия в дальние страны, устраивать шумные празднества, строить или покупать готовые виллы. Среди прочего, в шикарном, окруженном лесами районе на окраине столицы он построил себе загородный дом по собственному чертежу. Быть может, ему не давал покоя пример Фридриха Великого, который, как известно, несколькими гениально смелыми штрихами собственноручно начертал на уцелевшем клочке бумаги замысел Сан-Суси.

Рассказывая об этом, как-то невольно вспоминаешь о том, сколько еще семейств в пять, а то и восемь человек ютятся, терпя крайнюю нужду, в тесных углах и каморках. Вероятно, вспоминал иной раз об этом и богатый одинокий человек. Во всяком случае, остережемся делать по его адресу обидные замечания, полагая, что нам, беднякам, прилично соблюдать особую гордость. Так что станем держаться приятного и любезного тона. Будем снисходительны и беззлобны, грубые выходки нам не к лицу.

Недовольство собой по временам весьма ему досаждало. Благородная натура его подчас роптала и бунтовала против благ, которыми он наслаждался. Кое-какие немудреные мысли, бывало, мучили его неотвязно. Простые истины действуют иной раз как соль на раны. Подчас он всем сердцем ощущал неправоту, несправедливость того обстоятельства, что материальное положение его было в тысячу раз лучше, чем у тысячи его сограждан. Его богатство не давало ему полного удовлетворения, слишком живо в нем было чувство равенства, братства. Он не чужд был мечтаний о том, чтобы восторжествовала идея общности и миром правила доброта. Любовь к справедливости была у него врожденной. Быть надменным и черствым он не мог, потому что обладал обширными знаниями. Как-то довелось ему наблюдать сверкающий пенистый вал водопада, чье восхитительное несмолкаемое ярение он мысленно сравнил с людской любовью, тайное кипение которой никогда не остановится в мире. В другой раз его глубоко взволновала простая, с душой спетая работягами народная песня. Нередко то, что он наблюдал, ранило его душу. Быть может, низ притягивал его оттого, что он понимал: красота, вырастающая из натиска, неутомимости и нужды, навсегда останется для него недоступной. Втайне он признавал, что его жизни не хватает огня, признавал, что существует некий аромат значимости, который столь сладок, что его не купишь за деньги, который мог бы сделать счастливым, но ему его не найти.

Так и не насладиться никогда наслаждениями, даруемыми землею, корнями, соками жизни, — неизбывная пасмурная тень на его жизни. Он в тоске перечитывал Готфрида Келлера, чье упругое письмо доводило его до экстаза. В роскошном своем автомобиле он объездил немало глухих, забытых богом уголков, но хоть и случалось, что та или иная местность или причудливо копошащийся на ней людской муравейник действовали на него оживляюще, однако от одиночества они не спасали.

Высокопоставленные и отменно любезные люди сумели устроить так, что на него обратил благосклонное внимание сам кайзер. С дозволения властелина он был представлен ему в самой непринужденной обстановке, на утренней прогулке по зоопарку; милость, которая, однако, как вскоре выяснилось, не имела последствий. Все же это и подобные ему происшествия были приятны.

Читая всегда много книг, он незаметно для себя начал и сам сочинять. И стал писателем. Тем временем сделался чем-то вроде писателя и вышеописанный невзрачный служащий банка. С несчастной сотней франков в кармане, составлявшей все его состояние, он дерзко явился в столицу, где, изведав немало бурных и смешных приключений, приковал себя в тихой комнатке к письменному столу и написал книгу, снискавшую довольно шумный успех. Мелкий служитель Меркурия на какое-то время оказался вовлеченным в сутолоку столичного общества, и таким образом вышло, что два столь разных человека на некоем клубном вечере познакомились и, учтивости ради, обменялись несколькими словами. Бывший директор банка с бывшим клерком был изысканно-предупредителен и любезен:

«Я дал вашу книгу, которая необыкновенно меня захватила, одной красивой даме, и та нашла в ней что-то могуче пролетарское. Она сказала, что автора увлекает за собой поток деталей, а вашу книгу назвала мастерской обыденности, отметив в ней избыток второстепенного при недостатке истинно значительного. Ее приговор показался мне и несправедливым, и неверным по существу. Я возражал ей в том духе, что произведение искусства строится на продуманном многообразии, и что я весьма доверяю величию малого, в то время как внешняя помпезность куда как часто обнаруживала на моих глазах свою убогую посредственность».

Они больше не виделись, если не считать нескольких кратких пересечений с непременным обменом обычных вежливых формул.

Богач приобрел замок, некогда принадлежавший королеве Луизе. Расположен он был в живописной местности и снабжен множеством милых безделок; так, в нем была презабавная, нежных тонов и со вкусом украшенная чудесными китайскими коврами чайная комната. Холмистый парк держал в объятьях былую обитель королевы.