Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная

Она передвигалась по комнате на цыпочках, стараясь не шуметь, словно рядом лежал покойник. Видимо, ей было достаточно света розоватых углей в камине, потому что она задула свечи.

Он оказался лишен возбуждающей близости глаз и губ Гиацинты и чувствовал себя подавленно. Обычная женщина, раздевающаяся в спальне своего любовника… Он помрачнел, припомнив похожие сцены. Сколько других женщин так же, как она, крадучись ступали по ковру, боясь быть услышанными, испуганно замирали, заливаясь краской, если нечаянно задевали кувшин для воды или таз. К чему все это? Теперь, когда она была в его власти, он готов был отказаться от нее. Разочарование настигло его раньше, чем обычно, когда страсть его еще не была удовлетворена. Его тоска была столь сильна, что он едва сдерживался, чтобы не заплакать.

Кот в отчаянии метался из комнаты в комнату, проползая под занавеской, наконец прыгнул на колени к своему хозяину. Дюрталь приласкал его и сказал ему на ухо:

— Она сопротивлялась и была права. Все это чудовищно. Мне не нужно было настаивать, хотя нет, у нее тоже рыльце в пушку. Ведь она пришла, значит, тоже втайне хотела этого. И что за привычка все время тянуть душу, давить любой порыв! Какая бесчувственность! Только что я обнимал ее, я так страстно желал обладать ею… а теперь! Все насмарку! И в какое положение она меня поставила? Что я, юнец? Вряд ли я гожусь на роль молодого мужа, которого заставляют ждать! Боже, как все это глупо! — из комнаты не доносилось больше ни звука. — Кажется, она легла. Как бы то ни было, хватит тут сидеть.

Наверное, ей доставил много неприятностей корсет. Тем хуже для нее, не надо было его надевать!

Он отодвинул занавеску и вошел в спальню.

Мадам Шантелув съежилась под шерстяным одеялом. Она закрыла глаза, но Дюрталь заметил, что она наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы. Он сел на край постели, она еще больше сжалась и натянула покрывало до самого подбородка.

— Вам холодно?

— Нет.

Она открыла глаза, и в них сверкнула молния. Он начал раздеваться, то и дело поглядывая на Гиацинту, стараясь оставаться в темноте, но иногда угли перед тем, как превратиться в золу, озаряли его яркими красными сполохами. Он быстро скользнул под простыню.

Он прижал к себе безжизненное, ледяное тело, но ее губы пылали и обжигали его лицо. У него перехватило дыхание, ее тело, гибкое и пружинистое, как лиана, обвилось вокруг него. Он потерял способность двигаться, утратил дар речи. Поцелуи струились по его коже. Он высвободил руку, почувствовал себя более раскованно. Она набросилась на его губы, кусала их, и вдруг он понял, что не выдержал нервного напряжения и что копившаяся в нем энергия ушла в пустоту.

— Я вас ненавижу, — прошипела она.

— За что?

— Я вас ненавижу!

Ему хотелось сказать, что и он испытывает к ней такое же чувство, он был раздражен до предела и отдал бы все, только бы она поскорее оделась и ушла.

Огонь в камине погас, комната погрузилась во тьму. Он вглядывался в темноту, надеясь отыскать свою ночную сорочку, рубашка, которая была на нем, излишне накрахмаленная, топорщилась. Но, должно быть, на ней лежала Гиацинта. Он с грустью констатировал, что его постель сбилась, а он привык с вечера обустраивать свое ложе, так как знал, что ночью у него не хватит мужества вылезать из-под одеяла на холод и поправлять матрас.

Вдруг его снова нестерпимо потянуло к этой женщине, и на этот раз он ласково и уверенно подчинил ее себе. Ее голос изменился, стал более низким, грудным. Его смущали нечленораздельные фразы и крики, почти звериные, срывавшиеся с ее губ.

— Дорогой мой… милый… нет, правда, это уж слишком…

Ощутив внезапный подъем, он укротил извивающееся тело. Ему показалось, будто набухший нарыв прижгли ледяной примочкой.

Обессиленный, он откинулся на спину, с трудом переводя дух. Сердце загнанно билось, и он с испугом подумал, что ему не по силам подобные развлечения. Он перелез через свою возлюбленную, соскочил на пол, зажег свечи. Кот занял позицию на комоде и, застыв, переводил взгляд с Дюрталя на мадам Шантелув, с мадам Шантелув на Дюрталя. В черных зрачках притаилась насмешка, по крайней мере, Дюрталю так показалось, и он сердито прогнал кота.

Он подбросил топлива в камин, оделся и оставил мадам Шантелув в одиночестве. Но Гиацинта тихо позвала его. Он приблизился к постели, она обняла его за шею и поцеловала, руки ее разжались и бессильно упали на покрывало.

— Ну вот, свершилось… Теперь вы будете сильнее любить меня?

Он был не в силах ответить ей. Да, она разочарована! Что ж, поделом! Тошнота свидетельствует о том, что организм не приемлет этой пищи. Она презирает его, а он испытывает отвращение к себе. Стоит ли так стремиться обладать женщиной, чтобы потом дойти до подобного состояния! Он хотел приподняться над обыденностью, в ее глазах ему чудилось бог знает что! Он мечтал испытать неземной восторг, прорвать оболочку бренного мира, захлебнуться удивительной, почти нечеловеческой радостью! Но трамплин разбит, комья грязи налипли на ноги и держат на земле, словно гири. И ничто не может помочь обрести беспредельность, очиститься, достичь пространства, где душа воспрянет, ликуя!

Да! Пусть это послужит уроком. Он позволил себе увлечься и пожал лишь сожаления, горечь падения. Действительность не прощает пренебрежительного отношения к себе, она мстит, сокрушает мечты, топчет их, смешивает их ошметья с грязью.

— Я так долго копаюсь, не сердитесь, друг мой, — послышался из-за занавески голос мадам Шантелув.

«Скорее бы ты выметалась», — нелюбезно парировал Дюрталь про себя.

Он вежливо спросил, не нуждается ли она в его помощи.

Она выглядела такой привлекательной, загадочной… В ее глазах дремали зыбкие дали, попеременно отражались пустынность кладбищ и упоение праздничных шествий. «Не прошло и часа, и все изменилось. Я узнал другую Гиацинту, развязную, болтающую глупости, непристойности, будто самая обыкновенная проститутка, модистка, захлебывающаяся от плотского удовольствия. Господи, все они одинаковы, эти женщины, и их выкрутасы могут довести до белого каления!»

И, поразмыслив еще немного, удрученно вздохнул: «И надо же, чтобы я поддался, неистовствовал, словно мальчишка!»

Казалось, мадам Шантелув угадала его мысли. Выйдя из-за занавески, она нервно рассмеялась и смущенно пробормотала:

— В моем возрасте стыдно впадать в такое безумие…

Она посмотрела на него. Он силился улыбнуться, но она обо всем догадалась.

— Этой ночью вы будете спать спокойно, — грустно сказала она, припомнив жалобы Дюрталя на то, что из-за нее его мучает бессонница.

Он суетливо стал усаживать ее, предложил ей место поближе к камину. Но она возразила, что ей не холодно.