Чарльз Диккенс - Колокола (пер.Врангель)

— Кончается послѣдняя ночь этого года и я не могу ради васъ или ради кого бы то ни было, — сказалъ Тугби, этотъ настоящій отецъ и другъ бѣдныхъ — переносить въ новый годъ старые счеты и поводы къ старымъ непріятностямъ, ссорамъ и несогласіямъ, имѣвшимъ мѣсто въ истекающемъ году. Я удивляюсь, что вамъ самой не стыдно обременять новый годъ этою старою недоимкою. Если вы на этомъ свѣтѣ не способны ни къ чему другому, какъ только вѣчно отчаяваться и сѣять вражду между людьми, то вамъ было бы лучше покинуть его. Убирайтесь!

— Слѣдуй за ней до полнаго отчаянія!

Старикъ вновь услышалъ голоса. Поднявъ глаза, онъ увидѣлъ витающихъ въ воздухѣ призраковъ, указывающихъ пальцами путь, по которому шла она, окруженная безпросвѣтною тьмою.

— Она любитъ его! — воскликнулъ съ мольбою и ужасомъ Тоби, обращаясь къ небу, какъ бы ища спасеніе дочери. — Дорогіе колокола, вѣдь она же попрежнему любитъ его! Не такъ ли?

— Слѣдуй за нею! — и тѣни скользили, какъ облака, спускаясь до земли, по которой она шла. Онъ приблизился къ ней, не отходилъ отъ нея, не спускалъ съ нея глазъ. Въ глазахъ ея онъ прочелъ то же дикое и ужасное выраженіе, какъ и тогда, переплетенное съ выраженіемъ безконечной любви, горѣвшее такимъ яркимъ блескомъ. Онъ слышалъ, какъ она все чаще и чаще повторяла:

— Совсѣмъ какъ Лиліанъ! Совсѣмъ такая, чтобы кончить, какъ кончила Лиліанъ!.. — и она удваивала свой и безъ того быстрый шагъ.

— О, неужели же нѣтъ ничего, что могло бы заставить ее придти въ себя? Нѣтъ ни единаго предмета, ни единаго звука, ни единаго запаха, способнаго пробудить въ этой охваченной пламенемъ головѣ, нѣжныя воспоминанія? Неужели нѣтъ ни единаго облика прошлаго, который, воскреснувъ въ ея памяти, всталъ бы передъ нею?

— Я былъ отцомъ ея! Я былъ ея отцомъ! — восклицалъ въ отчаяніи старикъ, простирая свои дрожащія руки къ туманнымъ призракамъ, витавшимъ надъ ея головою. — Сжальтесь надъ него и надо мною! Куда идетъ она? Остановите ее! Я былъ ея отцомъ!

Но тѣни лишь продолжали указывать пальцемъ путь, по которому она стремительно шла, и говорили:

— До полнаго отчаянія! Прими это испытаніе отъ самаго дорогого твоему сердцу существа!

Сотни голосовъ, какъ эхо, повторяли эти слова. Весь воздухъ казалось, былъ наполненъ вздохами; каждый разъ, какъ раздавались эти слова, Тоби чувствовалъ, какъ что то безконечно тяжелое и мучительное все сильнѣе, все глубже проникало въ его душу.

Мэгъ продолжала ускорять свой шагъ, съ тѣмъ же блескомъ въ глазахъ, съ тѣми же словами на устахъ:

— Совсѣмъ какъ Лиліанъ!.. чтобы кончить такъ же, какъ Лиліанъ!..

Вдругъ она остановилась.

— О, верните ее! — вскрикнулъ старикъ и сталъ рвать свои сѣдые волосы. — Мэгъ!.. Мое возлюбленное дитя!.. Верните же ее! Великій Боже! Верни ее!

Она тепло и плотно закутала маленькое, безпомощное тѣльце ьъ свой потертый платокъ; лихорадочною рукою ласкала она его хрупкіе члены; удобнѣе уложила его головку и привела въ порядокъ жалкія лохмотья — пеленки. Своими дрожащими, исхудалыми руками, прижимала она его къ себѣ, съ твердою рѣшимостью никогда не разставаться съ нимъ и сухими, горячими губами запечатлѣла на лбу слабенькаго существа нѣжный поцѣлуй, заключавшій въ себѣ всю ея муку, всю долгую, послѣднюю агонію ея любви. Обвивъ маленькой рученкой свою шею и завернувъ ребенка складками своего платья, прижавъ его къ своему истерзанному, измученному сердцу, она прислонила къ своему плечу личико этого спящаго ангела, прильнула къ нему щекою и бѣгомъ направилась къ рѣкѣ, катившей свои темныя и быстрыя волны, надъ которыми витала холодная ночь, какъ бы символъ послѣднихъ зловѣщихъ и мрачныхъ мыслей толпы несчастныхъ, ранѣе Мэгъ искавшихъ здѣсь убѣжища отъ жестокихъ ударовъ судьбы.

Красноватые огоньки, мелькавшіе то тамъ, то сямъ, тусклымъ свѣтомъ, казались факелами, зажженными для освѣщенія этого пути смерти, на которомъ ни одно жилище, ни одинъ пріютъ живого существа не увидитъ своего отраженія въ глубокой, непроницаемой и грустной тьмѣ водъ.

Къ рѣкѣ! Ея шаги, направляемые отчаяніемъ къ вратамъ вѣчности, были такъ же быстры, какъ волны, стремившіяся къ необъятному океану! Когда она торопливо проходила мимо Тоби, по направленію къ мрачному омуту, онъ сдѣлалъ попытку коснуться ея, но несчастная жертва отчаянія и дикаго безумія проскользнула мимо него, увлекаемая своею жестокою и сильною любовью и отчаяніемъ, котораго никакая человѣческая сила не могла сдержать или остановить.

Онъ послѣдовалъ за нею. Передъ тѣмъ, какъ кинуться въ омутъ, она на минуту пріостановилась. Онъ же, упавъ на колѣни, испустилъ какой-то безсвязный звукъ, но полный смиренной мольбы къ духу колоколовъ, который въ это мгновеніе виталъ надъ нимъ.

— Я вынесъ испытаніе и воспринялъ его, черезъ существо, наиболѣе дорогое моему сердцу! — воскликнулъ онъ. — О, спасите! спасите ее!

Ему удалось коснуться пальцами ея одежды, онъ могъ схватить ее! Въ ту минуту, какъ онъ произнесъ эти слова, онъ почувствовалъ, что къ нему вернулось осязаніе и что онъ держитъ ее.

Призраки опустили глаза, зорко всматриваясь въ Тоби.

— Я принялъ испытаніе! — восклицалъ добрый старикъ. — О, сжальтесь надо мною теперь, хотя, охваченный любовью къ ней, такой юной и доброй, я тогда и клеветалъ на природу отъ имени матерей, доведенныхъ до отчаянія. Сжальтесь надъ моею самоувѣренностью, моею злобою и моимъ невѣжествомъ, но спасите ее!

Онъ почувствовалъ, что рука его слабѣетъ, что Мэгъ сейчасъ ускользнетъ отъ него. Призраки безмолвствовали.

— Сжальтесь-же надъ нею! — вновь воскликнулъ онъ. Она лишь вслѣдствіе рокового заблужденія, вызваннаго исключительною любовью, затаила въ себѣ это преступное намѣреніе! Она была увлечена любовью такою глубокою, такою безконечною, сильнѣе и глубже которой, мы, падшіе люди, не можемъ испытать! Вспомните, какъ велики должны были быть ея страданія, разъ онѣ привели ее къ этому! Небо задумало создать ее добродѣтельной; на землѣ не найдется матери, которую бы такая любовь къ ребенку, послѣ такихъ страданій, не привела бы къ такому концу! О, сжальтесь надъ моимъ дѣтищемъ, которое въ это самое мгновеніе, охваченное безпредѣльною жалостью къ своему ребенку, обрекаетъ на гибель свою душу и тѣло, чтобы спасти его отъ ужаса жизни!

Она была въ его объятіяхъ; съ невѣроятною силою прижималъ онъ ее къ своему сердцу.

— Я узнаю среди васъ духа колоколовъ! — воскликнулъ старикъ, увидѣвъ среди призраковъ тѣнь ребенка и какъ бы вдохновленный сверхъестественною силою ихъ взглядовъ. — Я знаю, что все счастье, все благо нашего существованія находится въ рукахъ провидѣнія — времени. Я знаю, что время, какъ океанъ поднимется когда нибудь и смететъ, какъ сухой листъ, всѣхъ тѣхъ, кто насъ угнетаетъ и оскорбляетъ. Я вижу это. Приливъ уже начался. Я знаю, что мы должны вѣрить, надѣяться и не сомнѣваться ни въ самихъ себѣ, ни въ другихъ. Я позналъ это черезъ самое близкое и дорогое моему сердцу существо. Я опять держу его въ своихъ объятіяхъ. О, милосердные и добрые люди, какъ благодаренъ я вамъ!