Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне

Ходить в этот лес побаиваются: про него рассказывают странные легенды; самая правдоподобная из них — а потому наименее известная и популярная — следующая.

В те времена, когда городок был еще скопищем жалких хижин и на так называемых улицах всюду росла трава, в те времена, когда по ночам сюда забредали олени и кабаны, приехал однажды старый испанец с черными ввалившимися глазами, довольно хорошо говоривший по-тагальски. Объездив и тщательно осмотрев окрестности, он спросил, кто владеет этим лесом, где бьют теплые ключи. Тут же объявились люди, выдавшие себя за владельцев, и старик приобрел лес в обмен на одежду, безделушки и деньги. А потом — никто и не заметил, как это случилось, — испанец исчез. Его уже сочли было за нечистую силу, когда тлетворный запах, исходивший из соседнего леса, привлек внимание пастухов; пошарив в кустах, они обнаружили там полусгнивший труп старика, висевшего на ветви балити. Он и при жизни внушал страх своим глухим голосом, ввалившимися глазами и беззвучным смехом, а теперь самоубийца стал являться женщинам в страшных сновидениях. Иные даже побросали в реку полученные от него безделушки и сожгли одежду, и с той поры, как труп похоронили у подножья этого же балити, никто не отваживался наведываться в те места. Пастух, собиравший неподалеку стадо, рассказывал, будто видел там огоньки, а какие-то юноши утверждали, что даже слышали стенания. Один несчастный влюбленный, желая завоевать благосклонность своей дамы сердца, поклялся провести ночь у дерева и в подтверждение этого привязать к стволу тростинку, — и умер от лихорадки, внезапно скрутившей его на следующий день после исполнения обета. Об этом лесе существует много и других легенд.

Рассказывают, что спустя несколько месяцев в селение приехал юноша, по виду — испанский метис, который назвался сыном покойного и, обосновавшись в этом захолустье, занялся земледелием, главным образом он разводил индиго. Дон Сатурнино — так звали юношу — оказался человеком замкнутым, суровым, а порой и жестоким, но очень энергичным и трудолюбивым. Он обнес оградой могилу отца и изредка посещал ее. Будучи уже в летах, он женился на девушке из Манилы, от которой у него родился сын, дон Рафаэль — отец Крисостомо.

Дон Рафаэль с самого детства был любим крестьянами. Земледелие, которое развил и поощрял в этих краях его отец, стало процветать. Сюда начал стекаться народ, наехало много китайцев, деревушка быстро разрослась в селение и уже имела своего местного священника из индейцев. Затем селение превратилось в городок, старый священник умер, и его сменил отец Дамасо. Однако могила и ее окрестности все еще считались страшным местом. Лишь мальчишки, вооруженные палками и камнями, отваживались иногда прибегать туда за гуайявой, папайей, лоибой. Но случалось, в самый разгар веселого сбора плодов или в то время, как они молча наблюдали за качавшейся на ветви веревкой, вдруг неизвестно откуда падал камень, затем другой… И тогда с криком: «Старик! Старик!» — побросав фрукты и палки, они прыгали с деревьев, без оглядки проносились по скалам, продирались сквозь кусты и, бледные, выбегали из лесу; одни — задыхаясь, другие — плача, и лишь немногие из них — умирая со смеху.

Кто же были хозяева городка?

К их числу не относился дон Рафаэль, хотя он и был самым крупным землевладельцем и почти всем оказывал покровительство. Из скромности он всегда стремился преуменьшить значение своих добрых дел, в городке у его не было своей партии, и мы уже видели, как все накинулись на него, когда его положение пошатнулось.

Может быть, капитан Тьяго?

Когда он приезжал, должники действительно встречали его с оркестром, устраивали в его честь ужин и осыпали подарками. Лучшие фрукты украшали его стол; если кто-нибудь убивал на охоте оленя или кабана, четвертая часть шла ему; если он хвалил лошадь должника, через полчаса она уже стояла в его конюшне. Это все так, но исподтишка над ним потешались и за спиной называли «пономарь Тьяго».

Уж не префект ли стоял во главе городка?

Увы, этот бедняга не повелевал, а подчинялся; он никого не бранил — бранили его; он не распоряжался — распоряжались им; он еще должен был держать ответ перед старшим алькальдом за все, что ему поручали и приказывали, делая вид, будто эти распоряжения исходят от него самого. Но, да будет сказано к его чести, должность свою он не украл и не узурпировал: она обошлась ему в пять тысяч песо, не считая многих унижений, и цена эта в сравнении с доходом, который он получал, казалась ему очень небольшой.

Ну, тогда, наверно, бог владычествовал там?

Но преблагой господь ничем не смущал ни совести, ни покоя местных жителей: во всяком случае, они нисколько его не боялись, и когда священник говорил о нем в своих проповедях, то горожане, наверное, думали, вздыхая: «Кабы был только один бог…» Да, ему уделялось не так уж много внимания: вполне хватало хлопот с разными статуями мадонн и со святыми угодниками. Бог в глазах этих людей походил на одного из тех жалких государей, которые окружают себя фаворитами и фаворитками; народ только и знает что ублажать этих последних.

Сан-Диего был своего рода Римом, но не тем Римом, где плут Ромул бороздил сохой землю на месте будущих стен, и не тем, более поздним Римом, который, купаясь в собственной и чужой крови, диктовал миру законы. Нет, он был подобен Риму современному, с той лишь разницей, что вместо мраморных памятников и Колизея его украшали памятники из савали и арена для петушиных боев из нипы. Священник был что папа в Ватикане; жандармский альферес [69] Альферес (исп.) — низший офицерский чин гражданской гвардии (жандармерии) на Филиппинах. — что итальянский король в Квиринале [70] Квиринал — дворец в Риме, построенный на холме того же названия. С 1871 г. являлся постоянной резиденцией итальянских королей. , но, разумеется, в масштабах памятников из савали и арены из нипы. Здесь, как и там, не проходило дня без столкновений, ибо каждый из двух правителей хотел быть первым и находил излишним присутствие другого. Выразим нашу мысль яснее и опишем характеры обоих.