Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне

О Сисе и ее сыновьях больше не вспоминали.

Если мы заглянем теперь в дом Марии-Клары, прелестное гнездышко, окруженное апельсиновыми деревьями и иланг-илангом, то еще застанем молодых людей у выходящего на озеро окна, затененного цветами и вьюнками, издающими легкий аромат.

Их губы шепчут слова, более нежные, чем шелест листьев, и более сладостные, чем ароматный воздух сада. Это час, когда наяды в озере, под покровом быстро сгущающихся сумерек, поднимают над волнами свои веселые головки, чтобы взглянуть на умирающий день и проводить его песней. Говорят, что волосы и глаза у них голубые, что на голове у них венки из водорослей с белыми и красными цветами, что порой в пене мелькают их дивные тела, белее самой пены, а когда наступает глубокая ночь, они предаются своим божественным играм, и тогда над озером слышатся таинственные аккорды, подобные звукам эоловой арфы; говорят также… Однако вернемся к нашим влюбленным и подслушаем конец их разговора. Ибарра говорил Марии-Кларе:

— Завтра на рассвете твое желание будет исполнено. Сегодня же вечером я все подготовлю.

— Тогда я напишу моим подругам, чтобы пришли. Но сделай так, чтобы с нами не было священника!

— Почему же?

— Мне кажется, что он следит за мной. Его запавшие глаза смущают меня; взглянет, и мне становится страшно. Когда он говорит со мной, у него такой голос… И говорит он все о вещах странных, непонятных… Однажды он спросил, не снились ли мне когда-нибудь письма моей матери. Я даже думаю, что он полубезумный. Моя подружка Синанг и моя молочная сестра Анденг говорят, что у него не все дома, потому что он не ест, не моется и сидит по вечерам впотьмах. Не надо, чтобы он был с нами!

— Мы не можем не пригласить его, — задумчиво ответил Ибарра. — Этого требуют обычаи страны. Он сейчас находится в твоем доме, и, кроме того, он благородно поступил со мной. Когда алькальд спросил его о том деле, о котором я тебе рассказывал, он принялся хвалить меня и не чинил никаких препятствий. Но я вижу, ты серьезно озабочена этим; не беспокойся, он не попадет в нашу лодку.

Послышались легкие шаги, и к ним подошел священник; на его губах блуждала кривая улыбка.

— Какой холодный ветер! — сказал он. — Стоит теперь простудиться, и уже не поправишься, пока не установится жара. Вы не боитесь простудиться?

Голос его дрожал, а взор был устремлен к далекому горизонту; он старался не смотреть на молодых людей.

— Напротив, для нас обоих этот вечер очень приятен, а ветерок просто упоителен! — ответил Ибарра. — В эти месяцы в наших краях царит и осень и весна одновременно. Часть листьев опадает, но бутоны не перестают распускаться.

Отец Сальви вздохнул.

— По-моему, сочетание двух времен года, без вмешательства холодной зимы — прекрасно, — продолжал Ибарра. — В феврале раскроются почки на фруктовых деревьях, а в марте уже будут спелые плоды. Когда же наступит жара, мы переедем в другое место.

Отец Сальви усмехнулся. Разговор зашел о самых обычных вещах — о погоде, о городе, о празднике. Под каким-то предлогом Мария-Клара удалилась.

— Раз уж зашла речь о празднествах, разрешите пригласить вас принять завтра участие в увеселительной прогулке. Мы намерены отправиться за город вместе с нашими друзьями.

— Куда же вы думаете поехать?

— Девицы хотят отправиться к ручью, который протекает в ближнем лесу, недалеко от балити; надо встать пораньше, чтобы не ехать в самую жару.

Задумавшись на мгновение, священник ответил:

— Приглашение очень заманчивое, и я принимаю его в доказательство того, что нисколько не сержусь на вас. Но мне придется приехать позднее, после того как я выполню свои обязанности. Как вы должны быть счастливы, что свободны, совершенно свободны!

Через несколько минут Ибарра откланялся — надо было заняться приготовлениями к завтрашнему выезду.

Сгущались сумерки. На улице кто-то подошел к нему и почтительно поклонился.

— Кто вы? — спросил Ибарра.

— Мое имя, сеньор, вам неизвестно, — ответил незнакомец, — но я уже два дня жду встречи с вами.

— Для чего же?

— Я ни в ком не нахожу сочувствия, сеньор, все твердят, что я бандит. Я потерял двух сыновей, жена моя сошла с ума, а люди говорят мне, что я заслужил такую участь.

Ибарра окинул быстрым взглядом говорившего и спросил:

— Чего же вы теперь хотите?

— Просить вас о помощи моей жене и сыновьям!

— Я не могу задерживаться, — ответил Ибарра, — если хотите, идемте со мной, и вы расскажете по дороге, что с вами случилось.

Человек поблагодарил его, и вскоре оба они исчезли во мраке тускло освещенных улиц.

Звезды еще мерцали на сапфировом небосводе, и птицы спали в листве деревьев, когда при свете смоляных факелов, так называемых «уэпес», веселая компания уже шла по улицам, держа путь к озеру.

Это были пять девушек, которые быстро шагали, взявшись за руки или обняв друг друга за талию. Их сопровождало несколько старых женщин и служанок, грациозно несших на голове корзины с едой и посудой. Глядя на светившиеся молодостью и надеждой лица девушек, на их развевающиеся по ветру длинные черные волосы и широкие платья, мы могли бы принять их за богинь ночи, убегающих от дневного света, если бы не знали, что то была Мария-Клара и ее четыре подруги: резвушка Синанг, ее кузина, строгая Виктория, прелестная Идай и мечтательная Нененг.

Они оживленно болтали, смеялись, о чем-то шептались и потом опять заливались громким смехом.

— Тише, ведь люди еще спят! — выговаривала им тетушка Исабель. — Когда мы были молоды, мы вели себя скромнее.

— Да и не вставали, наверно, так рано, как мы, а старшие небось не спали так долго! — ответила маленькая Синанг.

Девушки помолчали, затем попытались говорить тише, но вскоре забылись, рассмеялись, и на улицах снова зазвучали их сочные, молодые голоса.

— Сделай вид, что сердишься, и не говори с ним! — советовала Синанг Марии-Кларе. — Отругай его, чтобы отучился от своих дурных привычек.

— Не будь слишком требовательной! — говорила Идай.

— Будь требовательной, не будь глупой! Надо приучить его к послушанию, пока он еще жених, иначе когда он станет твоим мужем, то все будет делать так, как захочет! — поучала маленькая Синанг.

— Что ты понимаешь в этом? — оборвала ее Виктория.

— Тихо, молчите, вот они!

В самом деле, освещая путь большими камышовыми факелами, к ним приближалась группа молодых людей. Они торжественно шагали под звуки гитары.

— Бренчат, как нищие, — засмеялась Синанг.

Когда обе группы встретились, женщины повели себя сурово и официально, словно и не знали, что такое смех, а мужчины болтали, смеялись и задавали уйму вопросов, чтобы получить ответ хотя бы на один.