Вирджиния Вулф - Ночь и день

Уильям Родни не уставал придумывать все новые занятия. Он знал все о маленьких галереях, концертах для избранных и закрытых спектаклях и находил время водить туда Кэтрин и Кассандру, а после поил их чаем или угощал ужином у себя в квартире. Таким образом, каждый из четырнадцати дней в Лондоне обещал быть по-своему ярким на фоне обычных городских будней. Но приближалось воскресенье — день, который традиционно посвящался вылазкам на природу. И погода тому благоприятствовала. Но Кассандра отвергла Хэмптон-Корт, Гринвич, Ричмонд, а также Кью ради Зоологического сада. Когда-то она интересовалась психологией животных и до сих пор помнила кое-что о врожденных инстинктах. Итак, в воскресное утро Кэтрин, Кассандра и Уильям Родни отправились в зоосад. Когда машина подъезжала к воротам, Кэтрин высунулась и помахала рукой молодому человеку, быстро шагавшему в том же направлении.

— Это Ральф Денем! — воскликнула она. — Я попросила его встретить нас здесь.

Оказалось, она и о билете для него позаботилась заранее — так что Уильям, возразивший было, что его не пустят, вынужден был примолкнуть. Но по взглядам, которыми обменялись мужчины, было понятно, что произойдет дальше. К тому времени, когда они подходили к большому вольеру посмотреть на птиц, Уильям и Кассандра уже сильно отстали, а Ральф с Кэтрин ушли далеко вперед. Все это было частью плана, в разработке которого Уильям тоже принимал участие, но все равно сердце у него было не на месте. Кэтрин все же могла бы предупредить, что пригласила на прогулку и Денема.

— Один из приятелей Кэтрин, — буркнул он недовольно.

Он был встревожен, и Кассандра это заметила. Они вдвоем стояли у вольера с дикой свиньей, привезенной откуда-то с Востока, Кассандра тихонько тыкала в чудище кончиком зонтика, и постепенно каким-то образом тысячи мелких наблюдений свелись к одной догадке. Счастливы ли те двое? — подумала Кассандра, но тотчас же устыдилась этого вопроса: ну не глупо ли с ее стороны подходить с банальными мерками к редким и возвышенным чувствам, связывающим такую исключительную пару. Тем не менее ее манера поведения изменилась, как будто женское чутье подсказало, что Уильям, возможно, захочет ей довериться. Она уже не вспоминала о врожденных инстинктах и о чередовании голубых глаз с карими и целиком отдалась своей новой роли — женщины-утешительницы, желая лишь одного: только бы Кэтрин и Денем подольше не приближались! Так ребенок, играющий во взрослую жизнь, хочет, чтобы мама подольше не возвращалась и не портила игру. Но может, она как раз и перестала играть во взрослую женщину, с испугом поняв, что действительно повзрослела?

Кэтрин и Денем молчали, разглядывая обитателей клеток: какое-то время это заменяло им разговор.

— Что вы делали со времени нашей последней встречи? — наконец спросил Ральф.

— Что делала? — Она задумалась. — Ходила туда-сюда, от одного дома к другому. Интересно, эти звери — они счастливы? — произнесла она, остановившись перед бурым медведем, меланхолично игравшим кисточкой, вероятно, от дамского солнечного зонтика.

— Боюсь, Родни не очень доволен, что я пришел, — заметил Ральф.

— Ничего, он скоро успокоится, — ответила Кэтрин. Она произнесла это с вызовом, и Ральф удивился. Потом, наверное, она объяснит ему, что имела в виду, но он не будет настаивать. Сейчас казалось, что каждое мгновенье само по себе бесценно и ни к чему добавлять новые краски объяснениями — хоть мрачные, хоть светлые, одалживаясь у будущего.

— Медведи, похоже, счастливы, — сказал он. — Однако надо их чем-нибудь угостить. Вон продают булочки. Давайте купим и принесем сюда.

И они пошли к прилавку, на котором лежали бумажные пакетики, набитые съестным, достали по шиллингу и протянули молодой женщине, которая сначала не поняла, кто покупатель: юная леди или джентльмен, но, чуть подумав, все же решила, что платит мужчина.

— Я заплачу, — безапелляционно произнес Ральф, отказавшись взять предложенную Кэтрин монету. — У меня есть на это причины, — добавил он, заметив ее улыбку.

— Полагаю, у вас на все есть причины, — согласилась она, разламывая булочку и бросая куски в медвежьи пасти, — но мне не кажется, что на этот раз вы хорошо подумали. Так что за причина?

Он не стал отвечать. Не мог же он объяснить ей, что сознательно отдает в ее руки свое счастье и, даже понимая, что это нелепо, готов высыпать на этот пылающий жертвенник все, что имеет, не только золото и серебро. Ему хотелось сохранить дистанцию между ними — дистанцию, которая отделяет верного служителя от образа, помещенного в святилище.

Благодаря случаю это оказалось сделать легче, чем если бы они сидели, например, в гостиной и их разделял чайный поднос. Он видел ее на фоне бледных гротов и узких нор, верблюды косились на нее из-под тяжелых век, придирчиво глядели меланхоличные жирафы, слоны хоботами в розоватых морщинках брали кусочки булки из ее протянутых рук. Потом были террариумы. Он смотрел, как она склоняется над питоном, кольцами свернувшимся на песке, или рассматривает коричневую скалу над затхлой водой крокодильего пруда, или изучает крошечный участок тропического леса, пытаясь различить золотистый глаз ящерки или колышущиеся бока голубых лягушек. И особенно ясно видел он ее на фоне темно-зеленой воды, где эскадры серебристых рыбок безостановочно носились туда-сюда и какая-нибудь застывала на миг, прижавшись к стеклу искривленным ртом, тараща глаза и пошевеливая султанами плавников. А потом был инсектарий, где она поднимала жалюзи на маленьких оконцах и с восхищением показывала на яркие, в малиновых кругах, крылья недавно появившейся на свет и еще полусонной бабочки, или на неподвижных гусениц, похожих на узловатую веточку дерева с бледной корой, или на юрких зеленых змей, трогающих стекло дрожащими раздвоенными языками. Жаркий воздух и тяжкий, густой запах цветов, плавающих на поверхности воды или торчащих из огромных терракотовых ваз, разнообразие причудливых узоров и странных очертаний — все это создавало атмосферу, в которой человек бледнел и умолкал.

Открыв дверь павильона, откуда доносился передразнивающий и вовсе не веселый смех обезьянок, они обнаружили там Уильяма и Кассандру. Уильям пытался заставить одну упрямую зверушку спуститься с верхней жердочки и взять у него половинку яблока. Кассандра своим довольно тонким и звонким голосом зачитывала информацию на табличке о том, что это животное скрытное и ведет преимущественно ночной образ жизни. Увидев Кэтрин, она воскликнула:

— Ну наконец-то! Скажи, пожалуйста, Уильяму, чтобы он перестал мучить эту несчастную мадагаскарскую руконожку.

— А мы думаем: куда вы пропали? — сказал Уильям.