Жорж Санд - Маленькая Фадетта

— Место здесь не очень приятное для беседы, — ответил Ландри. Ему не было охоты долго оставаться с ней; он верил, что она накликала беду на всех своих доверчивых слушателей.

— Тебе это место не нравится, потому что вы богаты и избалованы, — сказала маленькая Фадетта. — Вы предпочитаете сидеть на мягком дерне и выбираете в своих садах самые красивые и тенистые места. А мы везде любуемся красотой неба и земли; мы мало имеем и не просим многого у Бога, мы преклоняем голову на первый попавшийся камень и довольствуемся им, терновник не колет нам ноги, мы бедны и не требовательны. Нет дурных мест для людей, любящих творения Божьи, Ландри. Хотя я и не колдунья, но я знаю, к чему пригодна малейшая травка, которую ты топчешь ногами. Я смотрю на них без презрения, потому что я знаю их пользу. Говорю тебе все это, чтобы ты научился не презирать все то, что нам кажется негодным и некрасивым, через это часто себя можно лишить полезного и, здорового. Знание этого необходимо не только для христианской души, но и для полевых цветов, для терновников и для многих растений.

— Не понимаю твоих слов, Фадетта, — ответил Ландри, садясь рядом с ней. С минуту они молчали; мысли Фадетты витали далеко, а Ландри все продолжал слышать её голос, никогда еще он не слышал такого нежного и приятного, вся речь её была последовательна и умна. Мысли Ландри совсем спутались, он ничего не соображал.

— Послушай, Ландри, — сказала она ему, — уверяю тебя, я более достойна сожаления, чем порицания. Я никому не делала серьезных неприятностей, а вредила только самой себе. Если бы люди были справедливы и умны, они обращали бы внимание на мое доброе сердце, а не на некрасивую мою внешность и плохую одежду. Я тебе расскажу всю мою жизнь с самого рождения. Не стану дурно отзываться о моей бедной матери, ее и так здесь все бранят и оскорбляют, пользуясь тем, что её здесь нет, чтобы оправдаться. Я не могу вступиться за нее, так как не знаю, в чем заключается её вина и что побудило ее так поступить. Только она меня бросила и я еще горько оплакивала её отсутствие, как злые дети начали меня попрекать поведением моей матери. При малейшей ссоре, они меня стыдили ею, даже за такие пустяки, которые они спускают друг другу, а мне ничего не спускали. Другая более благоразумная девушка покорилась бы на моем месте, не вступалась бы за мать и позволяла бы ее оскорблять, только бы ее оставили в покое. Ну, а я, видишь-ли, никак не могла; это было выше моих сил. Мать для всех дорога, какая бы она ни была; я всегда ее буду любить, хотя бы никогда не увиделась с нею. Я обижаюсь не за себя, ведь я ни в чем не виновата, а за эту бедную, милую женщину, когда меня называют ребенком маркитантки и потаскушки. Защищать ее я не умею и не могу, и вот я мщу за нее, говорю всем правду в глаза, часто очень заслуженную; я доказываю, что многие сами не без греха и не могут кидать камнем в падшую женщину. От этого меня зовут дерзкой и любопытной, говорят, что я подслушиваю, а потом рассказываю чужие тайны. Правда, Господь Бог создал меня любопытной и меня интересует все скрытое. Но я не старалась бы вредить другим, если бы со мной были добры и человечны. Я бы удовольствовалась бабушкиными секретами — она меня учит лечить больных. Меня бы заняли и развлекли цветы, травы, камни, мухи, а людей я бы не трогала. Я никогда не скучаю, когда я одна; я предпочитаю совсем уединенные места и там передумываю множество вопросов, которые себе не задают люди, считающие себя умными и развитыми. Я часто вмешиваюсь в чужие дела, чтобы помочь моими знаниями, даже бабушке я помогаю, хотя она не сознается в этом. Вместо благодарности, меня прозвали колдуньей за то, что я вылечивала детей от ран и болезней, никогда не требуя никакой платы. Часто ко мне приходят и стараются меня задобрить, если я нужна, а потом говорят мне дерзости. Это меня сердит, но я никогда не причиняю им вреда, хотя и могла бы отлично это сделать. Я не злопамятна, я мщу только на словах и весь гнев проходит, когда я выскажусь, Господь ведь не велел помнить обиды. Я не занимаюсь своей наружностью и одеждой, потому что прекрасно знаю, что я некрасива и на меня неприятно смотреть. Мне это повторяли слишком часто, да и я сама в этом убедилась. Часто я утешаюсь тем, что мое лицо не отталкивает Господа и моего ангела-хранителя, а до других мне нет дела: люди злы, презирают всех обездоленных, и я очень рада, что им не нравлюсь. Я не говорю, как другие: «вот ползет противная гусеница, надо ее раздавить». Я не убиваю бедное Божье творение, а спасаю его: я протягиваю ей листок, если она упадет в воду. Вот и говорят, что я колдунья и люблю всех дурных животных: я не люблю мучить лягушек, не отрываю крылья у осы и не прибиваю живую летучую мышь к дереву. — Бедное животное, говорю я ей, я сама не имею права жить, если надо уничтожить все уродливое на земле.

Ландри очень тронуло, что Фадетта так просто и спокойно говорила о своей некрасивой наружности; он припоминал её лицо, которое ему не было видно в темноте. Наконец, он сказал, вовсе не желая ей льстить:

— Ты вовсе не так дурна, как думаешь, Фадетта. Многие хуже тебя и никто им этого не говорит.

— Хуже-ли я или лучше их, все-таки нельзя назвать меня хорошенькой девушкой, Ландри. Не старайся меня утешить, ведь это меня нисколько не огорчает.

— Невозможно ничего сказать, пока ты так одета и причесана. Все согласны с тем, что будь у тебя нос длиннее, рот поменьше и кожа белее, ты была бы миленькой. Бесспорно, что здесь нет вторых таких глаз, как у тебя. Многие бы за тобой ухаживали, если бы ты не смотрела так смело и насмешливо.

Ландри сам не отдавал себе отчета в своих словах. Он с интересом перечислял все качества и недостатки маленькой Фадетты. Она отлично это заметила, но не придала его словам никакого значения и продолжала:

— Мои глаза хорошо отличают доброе от злого. Мне все равно, что я не нравлюсь людям, мне самой несимпатичным. Не могу, понять как могут кокетничать со всеми хорошенькие девушки, точно все им нравятся. Я бы хотела быть интересной только в глазах любимого человека, если бы я была красива.

Ландри невольно вспомнил о Маделон, но маленькая Фадетта не дала ему времени углубиться в свои мысли и сказала:

— Я не ищу сожаления и снисхождения к моей внешности, вот в чем вся моя вина, Ландри. Я не стараюсь украсить себя, это их сердит, и они забывают все мои услуги. А ведь, даже если бы я вздумала нарядиться, на какие средства я бы это сделала? Я никогда ничего не прошу, хотя ни полушки не имею. Бабушка ничего мне не дает, кроме еды и ночлега. Я сама ничего не могу смастерить с лохмотьями, оставленными мне еще моей бедной матерью. Меня ничему не учили и с десяти лет я была брошена без присмотра на произвол судьбы. Ты ничего мне не сказал из доброты, а все ставят мне в упрек, что в шестнадцать лет мне пора пойти в услужение, что тогда я буду получать жалованье, но что я остаюсь с бабушкой из лени и любви к бродячей жизни. А бабушка будто бы меня не любит, но не имеет средств нанять служанку.