Эдвард Форстер - Комната с видом на Арно

— Какие новости? — спросила мисс Бартлетт.

— Миссис Виз с сыном уехали в Рим, — сказала Люси, делясь с Шарлоттой новостью, которая интересовала ее саму менее всего. — Ты знакома с Визами?

— Совсем недавно познакомилась, — ответила мисс Бартлетт и, бросив взгляд на площадь, невпопад заявила:

— Эта чудесная площадь Синьории никогда не надоедает!

— Они очень милые люди, эти Визы. — Люси вернула разговор в прежнее русло. — Такие умные. Именно такими и должны быть умные люди. А ты не хочешь в Рим?

— Конечно, хочу! Еще как!

Площадь Синьории слишком плотно убрана в камень, чтобы быть по-настоящему красивой. На ней не растет трава, не растут цветы; нет здесь сверкающих мраморных стен или навевающих покой дорожек из красного кирпича. По какому-то странному капризу — если не по воле гения этих мест — статуи, которые смягчают суровость площади, говорят не о наивном неведении детства и не о юношеском смятении чувств, но о сознательных победах могучей зрелости. Персей и Юдифь, Геркулес и Туснельда — все они либо что-то совершили, либо выстрадали; и хотя они наслаждаются бессмертием, бессмертие пришло к ним после житейских бурь, но не до таковых. Не только в уединении лесов и холмов, но и здесь, в городе, герой может встретить свою богиню, а героиня — своего бога.

— Шарлотта! — неожиданно воскликнула Люси. — У меня идея! А что, если мы завтра сбежим в Рим, и прямо в отель, где остановились Визы? Я поняла, чего я хочу. Я устала от Флоренции. Ты же сказала, что увезешь меня хоть на край света! Увези, прошу тебя!

Мисс Бартлетт в унисон ответила:

— Вот проказница! А что же тогда с нашей поездкой на холмы?

И, смеясь над абсолютно немыслимым предложением Люси, они пошли, провожаемые взглядами сурово-прекрасных зданий великой площади.

В тот памятный день их вез во Фьезоле сам Фаэтон, юноша безответственный и горячий, который беззаботно гнал коней своего хозяина вверх по каменистой дороге. Мистер Биб сразу узнал Фаэтона, которого не коснулся ни Век Веры, ни Век Сомнения и который теперь управлял экипажем на дорогах Тосканы. А еще по пути он попросил позволения подхватить Персефону, сказав, что она его сестра; Персефону — высокую, стройную и бледную, которая по весне всегда возвращалась в дом своей матери, прикрывая глаза, отвыкшие от яркого света. Мистер Игер принялся возражать — с этими итальянцами стоит только начать: посадишь одного, попросятся еще десять, и все — жулики. Но вмешались дамы, и, дав понять богине, что делают ей большое одолжение, они позволили ей усесться на козлы рядом с ее богом.

Фаэтон, недолго думая, перекинул левую вожжу за спину Персефоне, чем обеспечил себе возможность, управляя, обнимать ее за талию. Персефона не возражала. Мистер Игер, который сидел спиной к лошадям, не видел непристойного поведения кучера и его подруги, продолжая разговор с Люси. Два оставшихся места в экипаже были заняты старшим мистером Эмерсоном и мисс Лэвиш. Оказывается, случилось ужасное: не посоветовавшись с мистером Игером, мистер Биб удвоил количество участников поездки. И хотя мисс Бартлетт и мисс Лэвиш все утро провели, планируя, как рассадить пассажиров по экипажам, в критический момент, когда экипажи прибыли, они совсем потеряли голову, в результате чего мисс Лэвиш оказалась в одном экипаже с Люси, а мисс Бартлетт, Джордж Эмерсон и мистер Биб следовали за ними по пятам.

То, что получилось в результате, нанесло капеллану тяжелый удар. Чаепитие на вилле в ренессансном стиле, если он и планировал его, теперь было невозможно. Люси и мисс Бартлетт, без сомнения, соответствовали этому стилю, а мистер Биб, хотя и был не вполне надежен, слыл за человека разностороннего. Но вульгарная писательница и журналист, который убил собственную жену пред ликом Господа — этих людей он ни под каким видом не станет приглашать ни на одну виллу Тосканы.

Люси, в элегантном белом платье, стройная и нервная, сидела в окружении этих взрывоопасных «ингредиентов», внимая мистеру Игеру, холодно посматривая на мисс Лэвиш и время от времени бросая осторожные взгляды на старшего Эмерсона. Последний, к счастью, дремал, отдавая дань сытному ланчу и сонной атмосфере весны. Несмотря на то что Люси видела в этой их экспедиции руку Судьбы, она успешно избегала Джорджа Эмерсона. Совершенно открыто тот показал, что хочет продолжить с ней общение. Она отказала — не потому, что Джордж ей не нравился, а потому что она не знала, что случилось. А Джордж, как Люси подозревала, знал, и это пугало ее.

То, что произошло, произошло не возле Лоджии, а у реки. Это вполне извинительно — вести себя странно в присутствии смерти. Но обсуждать это некоторое время спустя, а потом погрузиться в молчание и, пребывая в молчании, вдруг почувствовать симпатию к человеку, с которым молчишь, — это большая ошибка, которую не может извинить волнение, вызванное только что пережитой драмой. Было что-то достойное осуждения (как Люси думала) в том, что они вместе созерцали темнеющую реку, а потом, не обменявшись ни единым словом, но руководствуясь единым внутренним импульсом, вдруг направились к дому. Чувство вины поначалу было минимальным. И она едва не согласилась принять участие в прогулке к башне Галилея. Но каждый раз, когда ей удавалось избежать встречи с Джорджем, она понимала все яснее — им нельзя видеться. И теперь насмешливая судьба, используя в качестве своего инструмента двух священников и мисс Бартлетт, решила, перед тем как отпустить Люси из Флоренции, свести ее с Джорджем в совместной экспедиции на холмы.

Тем не менее мистер Игер вызвал ее на светскую беседу — их маленькая размолвка была исчерпана.

— Итак, мисс Ханичёрч, вы путешествуете. С какой целью? Изучаете искусства?

— Нет, что вы!

— Может быть, изучаете человеческую природу? — вмешалась мисс Лэвиш. — Как и я?

— Да нет, я обычная туристка.

— Вот как? Интересно, — проговорил мистер Игер и продолжал: — Не сочтите это за невежливость, но нам, постоянно проживающим в Италии, бывает искренне жаль вас, бедных туристов, когда вас, как почтовые посылки, отправляют из Венеции во Флоренцию, из Флоренции в Рим, загоняют всех гуртом в пансионы и отели, и вы совершенно не подозреваете, что в Италии есть еще кое-что, о чем не пишет Бедэкер, хотя ваше единственное желание состоит в том, чтобы посмотрев «то» и поглядев на «это», отправиться куда-нибудь еще. В результате вы путаете города, реки, дворцы, которые в этом безумном водовороте сливаются для вас в одно целое. Помните историю из «Панча»? Молодая американка спрашивает: «Папа, а что мы видели в Риме?» И папа отвечает: «Я думаю, Рим это то место, где мы видели желтую собаку». Вот так вы путешествуете.