Эдвард Форстер - Комната с видом на Арно

— Каким путем пойдем? — спросила Люси Сесиля.

Природа — простейшая из тем для разговора, как полагала она, — простиралась вокруг. Саммер-стрит лежал глубоко в лесах, и Люси остановилась там, где в чащу от дороги уходила тропинка.

— А разве есть два пути?

— Наверное, по дороге идти более разумно, поскольку мы одеты не для прогулок.

— Я бы пошел сквозь лес, — заявил Сесиль, и в голосе его проскользнуло раздражение, которое Люси ощущала весь этот день.

Люси явно колебалась.

— Почему ты всегда предпочитаешь дорогу? — спросил Сесиль. — Ты знаешь, с тех пор, как мы помолвлены, ты ни разу не была со мной ни в полях, ни в лесу.

— Вот как? Тогда идем лесом, — проговорила Люси, несколько встревоженная странностью поведения Сесиля. Впрочем, он, конечно, все объяснит позже — не в его привычках оставлять какие-то вопросы непроясненными.

И он действительно объяснил, как только, ведомые Люси, они углубились в лес на десяток ярдов.

— Я думаю, хотя, может быть, я и неправ, — сказал Сесиль, — что ты чувствуешь себя со мной лучше, когда мы находимся в комнате.

— В комнате? — отозвалась Люси, крайне обескураженная его словами.

— Да. Или в крайнем случае в саду или на дороге. Но не в дикой природе, как сейчас.

— О, Сесиль! Что ты имеешь в виду? Я никогда не чувствовала ничего подобного. Ты говоришь так, словно я какая-то поэтесса.

— Насчет этого ничего не скажу. Я связываю тебя с определенным видом, точнее — с определенным фоном. Почему бы тебе также не связать меня с неким фоном — с комнатой, например?

Люси подумала мгновение, затем засмеялась:

— А знаешь, ты прав. Я так и делаю. Наверное, я все-таки поэтесса. Когда я о тебе думаю, ты всегда находишься в комнате. Как забавно.

К ее удивлению, Сесиль был видимо обеспокоен.

— Где? В гостиной? Из которой не открывается вид на поля, леса и все такое?

— Нет, не открывается, как мне кажется. А он должен открываться, этот вид?

С упреком в голосе Сесиль произнес:

— Я бы предпочел, чтобы ты связывала меня с открытым воздухом, с просторами.

— Что ты имеешь в виду, Сесиль? — вновь спросила она.

Так как не последовало никакого объяснения, Люси оставила этот предмет как слишком сложный для девушки и повела Сесиля дальше в лес, время от времени останавливаясь возле какой-нибудь особенно красивой или хорошо знакомой группы деревьев. Она знала лес между Уинди-Корнер и Саммер-стрит с тех пор, когда ей позволили ходить одной. Когда Фредди был еще румяным малышом, она с ним здесь играла, якобы теряя и вновь находя его среди деревьев. И хотя Люси уже побывала и в Италии, лес не потерял для нее своего очарования.

Наконец они вышли на небольшую прогалину между соснами — еще один островок альпийских лугов с небольшим прудиком посередине.

— Святое озеро! — воскликнула Люси.

— Почему ты его так зовешь? — спросил Сесиль.

— Уже и не помню. Наверное, это из какой-нибудь книги. Сейчас это просто лужица, но видишь ручей, который протекает через нее? Во время дождей здесь очень много воды, которая не может сразу уйти, а потому этот пруд становится большим и очень красивым. А потом, здесь купался Фредди. Ему очень нравится этот пруд.

— А тебе? — Он уточнил: — Тебе этот пруд нравится?

Люси мечтательно ответила:

— Я здесь тоже купалась. Пока меня не раскрыли. Скандал был!

В иное время Сесиль был бы шокирован, ибо была в нем изрядная доля строгой чопорности, если не ханжества. Но сейчас, когда они оказались в лесу, на свежем воздухе, он наслаждался ее достойной восхищения простотой и наивностью. Он смотрел на Люси, стоящую на краю лесного пруда. В своем изящном наряде она напоминала ему некий чудесный цветок, который не имеет собственных листьев, но поднимается прямо из лесной зелени.

— Кто тебя раскрыл?

— Шарлотта, — ответила Люси. — Она останавливалась у нас в доме. Шарлотта…

— Бедная девочка!

Она серьезно посмотрела на него. Некий план, которого он до этого избегал, обретал реальность.

— Люси, — проговорил он.

— Да, — отозвалась она. — Нам пора идти.

— Люси, я хочу попросить о том, о чем никогда еще не просил.

Его серьезный тон заставил ее шагнуть к нему — открыто и прямо.

— О чем, Сесиль?

— Ни разу, даже в тот день, когда ты согласилась выйти за меня, тогда, на террасе…

Он вдруг застеснялся и принялся оглядываться — не смотрит ли кто на них. Его смелость улетучилась.

— Да? — ждала Люси.

— До сих пор я ни разу не поцеловал тебя.

Люси покраснела, словно он сказал или сделал нечто неловкое.

— Да, ни разу, — вымолвила она.

— Я прошу… могу я это сделать сейчас?

— Конечно, можешь, Сесиль. Ты и раньше мог. Я не стану сердиться, ты же знаешь.

В этот великий момент он не чувствовал ничего, кроме абсурдности ситуации. Ее ответ был неопределенным. Она совершенно по-деловому приподняла вуаль. Когда Сесиль подошел к ней, то вдруг почувствовал желание отпрянуть. Когда же он прикоснулся к Люси, его золотое пенсне на цепочке упало и, повиснув между ними, согнулось.

Таковы были объятья. Он понял, взглянув правде в глаза, что потерпел поражение. Страсть должна быть уверена в своей непреодолимости. Она обязана забыть и вежливость, и рассудочность, и прочие проклятия цивилизации. Кроме того, она не должна отступать, когда ясен путь и искренни намерения. Почему Сесиль не смог поступить так, как поступил бы на его месте любой рабочий, или моряк, или даже какой-нибудь клерк? Он мельком вспомнил произошедшее. Люси, подобная цветку, стояла над водой; он подошел к ней и обнял, она подчинилась ему, хоть и с укором в глазах. А он ждал, что она будет смотреть на него с благоговением. Он был уверен, что женщины обязаны благоговеть перед мужчинами, отдавая дань их мужественности.

Они покинули пруд в молчании. Он ждал, что Люси скажет нечто, что обнажит ее самые сокровенные мысли. Наконец она заговорила с серьезностью, соответствующей моменту:

— Его звали Эмерсон, а не Харрис.

— Кого?

— Того пожилого человека.

— Какого пожилого человека?

— Того, о котором я тебе рассказывала. С кем был так недобр мистер Игер.

Сесиль так и не понял, что это был самый интимный разговор из тех, что Люси когда-нибудь вела с ним.

Общество, от которого Сесиль собирался спасать Люси, было, вероятно, не самым изысканным в Англии, но оно было более изысканным, чем тот общественный слой, откуда вышли предки девушки. Ее отец, удачливый и ловкий стряпчий, построил Уинди-Корнер с целью перепродажи в то время, когда район только начал развиваться, но, влюбившись в свое творение, стал жить здесь сам. Вскоре после его женитьбы социальная атмосфера округи стала изменяться. На краю южного склона возводились другие дома; дома появились среди сосен, а также на северном склоне, возле выхода меловых отложений.