Жорж Санд - Деревенские повести

Однажды он отправился бродить и дошел до границы Шампо; там, у ручейка, который во время дождей вытекает из лесу, а теперь почти совсем высох, он нашел маленькую мельницу; такие мельницы дети того края делают из стружек, и притом так искусно, что они вертятся при течении и иногда долго держатся на поверхности воды, пока другие дети их не сломают или сильный поток не унесет их далеко. Мельница, которую нашел Сильвинэ, была совершенно цела и находилась там уже больше двух месяцев: это место было пустынно, и никто мельницу не увидал и не испортил. Сильвинэ узнал мельницу, — это была работа его брата; в то время, как Ландри ее делал, они дали себе слово притти впоследствии посмотреть на нее; но они забыли про нее, так как сделали после того много других мельниц в разных местах.

Сильвинэ очень обрадовался, когда нашел ее; он отнес ее немного ниже, туда, где теперь начинался ручеек; он хотел посмотреть, как она вертится, воскресить в памяти радость, с какой Ландри дал ей первый толчок. Он оставил там мельницу и решил в первое же воскресенье пойти туда с Ландри и показать ему, как хорошо она сохранилась, благодаря тому, что была хорошо сделана. Но он не удержался и пришел туда на следующий день один. — И что же? Берег ручейка был весь изрыт и истоптан быками, которые приходили туда на водопой; животных пустили пастись утром на опушке. Мальчик пошел немного дальше и увидал, что быки наступили и на его мельничку и совсем разломали ее, так что он нашел от нее лишь несколько кусочков. Ему стало очень тяжело и тотчас же представилось, что в этот день с его братом, наверно, приключилось какое-нибудь несчастье. Он побежал в Приш, чтобы удостовериться, что все благополучно. Но он знал, что Ландри не любил принимать его днем, так как боялся, что хозяин рассердится, если он отвлечется от работы. Поэтому Сильвинэ удовольствовался тем, что издали посмотрел на брата, но сам не показался ему. Ему было бы стыдно сознаться, из-за чего он прибежал. И долго он ни слова никому не говорил об этом поступке.

Сильвинэ становился все бледнее, плохо спал, почти перестал есть, и мать его была удручена этим, не зная, что ей делать, чтоб утешить сына. Она пробовала брать его с собой на рынок илипосылала его на ярмарки с отцом и дядьями; но мальчика ничто не занимало, и дядюшка Барбо, не говоря ему об этом ни слова, старался убедить Кайо взять на службу обоих близнецов. Но фермер приводил ему такие доводы, с которыми Барбо не мог не соглашаться.

— Предположим, — говорил Кайо, — что я возьму его на некоторое время. Но ведь это не надолго, потому что люди нашего сословия не могут держать двух работников, если нужен только один. Таким образом, в конце года придется одному из них искать другого места. Как вы не понимаете, что если бы ваш Сильвинэ находился в таких условиях, что должен был бы работать, он бы меньше мечтал и примирился бы со своей судьбой, как и его младший брат. Рано или поздно вы придете к тому же взгляду. Быть может вы не найдете ему места, где захотите, и близнецы будут еще дальше друг от друга и смогут видеться лишь раз в неделю или даже раз в месяц, так разве не лучше уж теперь начать приучать их находиться врозь? Будьте же рассудительны, старый друг; не обращайте внимания на капризы ребенка; ваша жена и другие дети и так слишком уже прислушивались к его желаниям и очень избаловали его. Самое главное уже сделано, и, если вы не поддадитесь, он свыкнется со своим положением.

Дядюшка Барбо согласился с Кайо. Действительно, он замечал, что чем больше Сильвинэ видал своего брата, тем чаще он хотел его видеть опять. Старик дал себе слово, что постарается в Иванов день найти Сильвинэ место. Он надеялся, что близнец будет реже видеть тогда Ландри и привыкнет жить как все люди, не поддаваясь неодолимой любви к брату, отдавшей его во власть тоски и болезни.

Но тетушке Барбо пока не следовало говорить об этом, так как при первом же намеке она залилась слезами. Она говорила, что Сильвинэ может умереть. Барбо был в большом затруднении. Ландри, следуя советам отца и хозяина, и даже матери, старался образумить своего бедного брата; Сильвинэ не спорил с ним, обещая исправиться, но не мог себя побороть. К его горю примешивалось еще чувство, о котором он не говорил, потому что не мог его выразить — в уголке его сердца расцвела пышная ревность к брату. Он был рад более, чем когда-либо, что все относятся к Ландри с уважением, а хозяева обращаются с ним, как с сыном. Но если он, с одной стороны, и радовался этому, то, с другой, его огорчала и даже оскорбляла мысль, что Ландри отвечает на это слишком горячей привязанностью. Его раздражало, что достаточно было одного слова Кайо, хотя бы тихого и спокойного, и Ландри бросал отца, мать и брата и бежал предвосхитить желание хозяина, думая больше о своих обязанностях, чем о дружбе. Сильвинэ, казалось, что он бы не был способен на послушание, как Ландри, когда дело шло о том, чтобы побыть еще немного с дорогим и любимым существом.

Тогда бедному мальчику засела в голову мысль, что он Ландри любит, а брат не отвечает на его любовь, и что так было, вероятно, всегда, но только он не сознавал этого. Иногда ему казалось, что любовь Ландри возросла с тех пор, как он стал встречать других людей, которые ему нравились больше брата.

Ландри не мог понять эту ревность, так как по природе он был совсем не ревнив. Когда Сильвинэ приходил к нему в Приш, он старался его развлечь и показывал ему больших волов, прекрасных коров, овец и огромные запасы Кайо. Ландри ценил и обращал на все это внимание не из зависти: он любил работу на земле, скотоводство и вообще все хорошее и полезное, что есть в деревне. Ему было приятно, если молодая кобылка, которую он вел в поле, была так чиста и откормлена, что лоснилась; он не терпел, когда какую-нибудь работу делали без усердия и оставляли без внимания и презирали что-либо, что могло жить и приносить пользу, как всякий божий дар.

Сильвинэ же относился ко всему этому с полным равнодушием и удивлялся, что брат так близко принимает к сердцу то, чему он не придавал никакого значения. Все давало ему повод к недоверию, и он говорил Ландри:

— Ты весь увлечен этими волами, а наших быков ты совсем забыл, а ведь они были такие живые и такие милые и ласковые с нами и охотнее давались, когда ты их запрягал, а не отец. И ты даже не спросил, что с нашей коровой, которая давала такое хорошее молоко; бедная скотинка! Когда я приношу ей корм, она так печально глядит на меня, понимает, что я один, и хочет меня спросить, где же другой близнец.

— Да, это доброе животное, — сказал Ландри, — но взгляни на эту корову, когда ее доят: в жизни ты не видал столько молока сразу.

— Это возможно, — возразил Сильвинэ, — но бьюсь об заклад, что и молоко и сливки Чернушки лучше, потому что трава в Бессониере лучше здешней.