Жорж Санд - Деревенские повести

В селе танцы продолжались до поздней ночи. Но Ландри был так огорчен своим недоразумением с Маделоной, что не пожелал воспользоваться свободой, которую ему предоставила Фадета, и пошел помочь брату пригнать домой скот. Ему пришлось пойти по направлению к Пришу. У него сильно болела голова, и потому у камышей он распрощался с братом. Сильвинэ не хотел, чтобы брат переходил брод Рулет, опасаясь, что огонек или Сверчок опять сыграют с ним злую шутку, и Ландри должен был обещать ему, что он пойдет окольной дорогой и перейдет реку через мостик у мельницы. Ландри поступил так, как того желал его брат, и, не проходя камышей, сошел по спуску с холмов Шомуа. Он ничего не боялся, так как до него доносился еще шум праздника. Он слышал в отдалении звуки волынки и крики танцующих. А он знал, что духи проделывают свои шутки лишь тогда, когда все кругом спит.

Когда Ландри спустился с холма, он услышал, как у каменоломни кто-то плачет и стонет. Сначала он подумал, что это не человек, а птица. Но, когда он приблизился к тому месту, откуда исходили звуки, он заметил, что они походили на стоны человека. Сердце никогда его не обманывало, когда приходилось иметь дело с людьми и оказывать им помощь. Поэтому он спустился в самую глубь каменоломни. При его приближении плач смолк.

— Кто это плачет здесь? — спросил он уверенным голосом.

Никто не отвечал.

— Здесь есть больной? — опять спросил Ландри.

Ответа снова не было, и мальчик решил уйти; но, прежде чем удалиться, он хотел осмотреть камни и огромные кусты чертополоха, находившиеся в этом месте. Вскоре, при свете поднимавшейся луны, он увидал человека, лежавшего во весь рост на земле, головою вниз, без всякого движения, как мертвый. Быть может человек этот действительно умер или только бросился на землю в порыве отчаяния и теперь не двигался, чтобы не быть замеченным.

Ландри никогда еще не приходилось видеть мертвеца, и мысль о том, что перед ним, быть может, труп, привела его в сильное волнение. Но он подавил свой страх: ведь надо помогать своим ближним. И он уверенно подошел ближе, чтобы ощупать руку лежавшего человека, который, видя, что его убежище открыто, поднялся наполовину, когда Ландри подошел. И тогда Ландри узнал Маленькую Фадету.

Мальчику стало досадно, что он вечно встречает на своем пути Маленькую Фадету; но девочка была в таком горе, что он пожалел ее. И вот между ними произошел следующий разговор:

— Как, Сверчок, это ты? Почему ты плачешь? Тебя кто-нибудь побил или преследовал, что ты так горюешь и прячешься?

— Нет, Ландри, меня никто не обижал с тех пор, как ты меня так хорошо защитил. Да и вообще я никого не боюсь. Я спряталась здесь, чтобы поплакать, — вот и все. Что может быть глупее, как выносить свое горе напоказ.

— Но какое у тебя может быть горе? Или ты плачешь из-за обид, которые тебе нанесли сегодня? Но ведь ты сама отчасти виновата в этом. Утешься же и постарайся не подвергаться им больше.

— Почему вы говорите, Ландри, что я сама виновата? Значит, я нанесла вам оскорбление, когда пожелала танцовать с вами? Значит, по-вашему, я единственная из всех девушек, которая не имеет права веселиться, как другие?

— Не в этом дело, Фадета. Я не упрекаю вас за то, что вы хотели танцовать со мной. Я исполнил ваше желание и вел себя так, как должен был себя вести. Ваша ошибка более давнего происхождения. И эта ошибка не против меня, а против вас, вы это хорошо знаете.

— Нет, Ландри, клянусь богом, я не знаю, в чем состоит эта ошибка. Я никогда не думала о себе, и единственное, в чем я упрекаю себя, это в том, что я, помимо своей воли, причинила вам столько неприятностей.

— Не будем говорить обо мне, Фадета. Я ни на что не жалуюсь. Поговорим лучше о вас. Раз вы не знаете своих недостатков, то я скажу их вам по дружбе. Хотите?

— Да, Ландри, очень хочу. Я буду считать это лучшим вознаграждением или лучшим наказанием за то зло или добро, которое я тебе сделала.

— Итак, Фаншона Фадэ, раз ты так рассудительна, спокойна и обходительна, я скажу тебе, почему тебе не оказывают того уважения, на которое в праве рассчитывать шестнадцатилетняя девушка. Это происходит от того, что твои манеры и весь твой вид не женственны, а скорее напоминают мальчишку, — и ты при этом совершенно не обращаешь на себя внимания. Начать хотя бы с того, что у тебя всегда грязный и неакуратный вид, а своей одеждой и манерой говорить ты просто внушаешь отвращение. Ты знаешь, что дети называют тебя «мальчишкой». Ты что же думаешь, что это хорошо, когда девушка в шестнадцать лет больше напоминает мальчишку? Ты, как белка, влезаешь на деревья, а когда мчишься верхом на лошади, без уздечки и без седла, можно подумать, что под тобой сам дьявол. Сила и легкость — превосходные качества; очень хорошо также ничего не бояться — и это несомненные достоинства для мужчины, но полное отсутствие робости у женщины уж излишне; ты же как будто стараешься, чтобы на тебя обращали внимание. И на тебя действительно обращают внимание: тебя дразнят, тебе кричат вслед, как волку. Ты умна и отвечаешь язвительно, что вызывает смех, только не у тех, к кому ты обращаешься. Хорошо быть умнее других, но показывать это не следует, так как этим ты только наживаешь себе врагов. Ты любопытна, и ты со злостью бросаешь оскорбление и брань в лицо человеку, если он чем-либо вызвал твое неудовольствие. Поэтому тебя боятся… А ведь ты знаешь, что люди ненавидят тех, кого боятся, и всегда в ответ на зло делают еще большее зло. Наконец, я не знаю, поистине, колдунья ты или нет: думаю, что ты знакома с духами, но надеюсь, что ты не продала свою душу дьяволу. А ты стараешься казаться колдуньей, чтобы пугать неприятных тебе людей, и ты создала себе очень дурную славу. Вот и все твои грехи, Фаншона Фадэ, и из-за них люди несправедливы к тебе. Подумай о том, что я тебе сказал, и ты поймешь, что, если бы ты хотела походить немного на всех, твоему умственному превосходству воздавали бы должное.

Маленькая Фадета с большим вниманием слушала Ландри. Когда он кончил, она сказала с серьезным видом:

— Я очень тебе благодарна, Ландри. Ты сказал мне почти то же самое, в чем меня все упрекают. Но ты говорил честно и щадил меня, а такого отношения к себе я ни у кого не встречала. Но желаешь ли ты, чтобы и я тебе ответила полной откровенностью? Тогда садись рядом со мной и слушай.

— Здесь не очень-то уютно, — возразил Ландри. Ему не очень хотелось оставаться в этом месте с девушкой. Он все время вспоминал, что Фадета будто бы навлекает несчастье на тех, кто ее не остерегается.

— Ты находишь, что здесь неуютно, — подхватила Фаншона. — Да, вас, богатых, всегда трудно удовлетворить. Для того, чтобы посидеть на воздухе, вам нужна хорошая лужайка, и в ваших полях и садах много тенистых и прекрасных мест, из которых вы можете выбирать. Но те, у кого ничего нет, не требуют многого; им достаточно камня, чтобы преклонить голову. Шипы не колют им ноги, и повсюду они любуются красотами земли и неба. Для тех, Ландри, кто познает ценность и сладость всего, созданного всевышним, нет скверных мест. Я, не будучи колдуньей, знаю все травки, которые ты топчешь своими ногами, а раз я знаю, на что они годны, я обращаю на них внимание и ценю их вид и запах. Я все это затем говорю, Ландри, чтобы доказать тебе нечто такое, что относится и к людям, и к цветам, и к растениям, а именно: люди часто презирают то, что некрасиво и как будто ни на что не нужно, и таким образом лишают себя того, что может принести им пользу и даже спасение.