Жюльен Грин - Полночь

— Оставьте нас! — повторила она уже чуточку потише.

Аньель в это время сложился вдвое, чтобы обслужить Элизабет. К великому удивлению молодой девушки, он медленно разогнулся под взглядом иностранки и спокойно посмотрел на нее, словно вызывая на то, чтобы она повторила свое приказание. Оба уставились друг на друга, господин Аньель покрутил седеющей головой в знак отрицания. Во взгляде Эвы мелькнуло замешательство, она опустила ресницы и замерла.

Эта маленькая дуэль произошла так быстро, что Элизабет не успела проследить за ней. И вот господин Аньель снова нагнулся и начал сметать крошки со стола большой кривой щеткой. Он тщательно сметал крошки хлеба в деревянную плошку, и хруст его накрахмаленных манжет звучал в полной тишине.

Вскоре после этой стычки Элизабет ушла. Ей показалось, что иностранка хочет остаться одна, и она из деликатности пожелала ей спокойной ночи, как только господин Аньель отвернулся. Эва не удерживала ее, ограничилась рассеянной улыбкой и кончиками пальцев пожала протянутую ей руку.

На этот раз слишком много мыслей одолевали молодую девушку, чтобы предаваться страхам на пути в свою комнату. Странное поведение господина Аньеля утверждало ее в мысли, что он не так прост, каким казался ей сначала. Эва его ненавидит, это ясно, но и побаивается. Элизабет это почувствовала в тот миг, когда иностранка опустила глаза и прикусила губу. Между этими двумя людьми, которых она узнала совсем недавно, несомненно, в прошлом были и тайная борьба, и ревность, и соперничество. Во всяком случае, так подумала Элизабет, воображение которой принялось работать, однако не давая себе труда отделить правдоподобное от чистого вымысла. В душе она осуждала господина Аньеля, который все меньше и меньше ей нравился, и держала сторону иностранки. Когда Элизабет дошла до двери своей комнаты, она вдруг заметила, что разговаривает вслух сама с собой, и не на шутку всполошилась: а вдруг господин Эдм слышал, что она говорила, проходя мимо его двери, но в этой части дома царила полная тишина — все наверняка уже спали.

Свеча и спички, похищенные из гостиной, позволили Элизабет дойти до кровати, не разбивая коленки о стулья. Однако ей пришлось не раз переставлять свечу, потому что та показывала ей комнату в таком виде, который не способствовал ее душевному спокойствию. При малейшем колебании пламени по всему потолку метались тени. Элизабет поставила свечу на секретер, но та освещала гипсовый бюст так, что казалось, будто обезображенное лицо улыбается; нет, это не годится; девушка поставила свечу на камин и заодно посмотрелась в зеркало, но на этот раз никакого удовольствия не испытала, ибо увидела лишь свое испуганное лицо, окруженное пляшущими тенями. Попробовала закрыть глаза и сразу же открыла их: оказалось страшней совсем ничего не видеть, нежели созерцать полутьму, в которой что-то двигалось между наклонившимся вперед шкафом и дверью в туалетную комнату, которую она сейчас не открыла бы ни за что на свете. При свете единственной свечи, отражавшемся на стенах как сполохи пожара, все принимало необычный вид. Брошенная на стул одежда казалась трупом с перерезанной глоткой. Не говоря уже о гипсовом бюсте — Элизабет предпочла раздеваться, повернувшись спиной к этому соглядатаю.

Оставался нерешенным вопрос о том, как погасить свечу. Стоя у кровати, ее не задуешь. Разумнее всего было бы подойти к камину, дунуть на зловещий язычок пламени и осторожно пробраться к постели, стараясь не натыкаться на стулья. Однако девушке казалось, что проделать такой путь в потемках ей не под силу.

Поразмыслив, Элизабет решила открыть окно: пусть ветер сделает то, что для нее оказалось невыполнимым, если свеча погаснет — хорошо, если нет — тем хуже для нее, догорит и растечется по мрамору консоли. Такое странное решение показалось Элизабет верхом мудрости. Подбежав к окну, она повернула шпингалет, но массивные створки не подавались, от резких рывков стекла угрожающе дребезжали. Повернув голову, дабы не терять из виду дверь туалетной комнаты, вызывавшей у нее главные опасения, Элизабет снова потянула на себя створки окна, и на этот раз они вдруг открылись без всякого труда, так что она чуть не опрокинулась назад, — такова уж непостижимая для нас хитрость неодушевленных предметов. И вдруг Элизабет вскрикнула. Она увидела свое отражение в зеркале — белая рубашка до пят, бледное лицо, растрепанные волосы — и подумала, что это привидение. Тут же устыдилась и уже спокойней посмотрела на пламя свечи, которое ветер наклонял то в одну сторону, то в другую.

Прежде чем направиться к кровати, Элизабет из любопытства глянула в щель жалюзи. Ночь была черным-черна. Однако можно было разглядеть большое окно, из которого утром за ней кто-то подглядывал. Света в окне не было; закрытое высокими черными ставнями, оно казалось таинственным и зловещим, какими кажутся под покровом ночи самые безобидные предметы.

Через несколько минут девушка, забившись под одеяло, стала следить за причудливыми колебаниями свечи, но не успела подумать, не лучше ли полная темнота, чем красноватые отблески, плясавшие на стенах, как уснула.

Ей приснился странный сон. Будто среди ночи дверь ее комнаты тихонько открылась и вошел какой-то мужчина. Двигался он с бесконечными предосторожностями, точно вор; сделав шаг, останавливался, прислушивался и только потом переставлял другую ногу.

Свеча еще горела, и при ее свете Элизабет разглядела худое вытянутое лицо и черные дыры глазниц, в глубине которых блестели почти неподвижные, немигающие глаза. Она догадалась, что глаза эти ищут ее, ведь она забилась в самый темный угол широкой кровати. Несколько мгновений ей казалось, что сердце ее остановилось, по всему телу разлился леденящий холод. Мужчина остановился возле изножья постели, опустив руки и слегка наклонившись вперед. Он был невысокий и худой. Нахмурив брови, силился разглядеть Элизабет, затем повернул голову и посмотрел на свечу, пламя которой по-прежнему плясало. Возможно, у него возникла мысль перенести свечу поближе, но он не тронулся с места и продолжал смотреть на девушку. Она отчетливо слышала его хрипловатое, прерывистое дыхание, как у человека, который бежал и остановился перевести дух. У Элизабет гудела голова, и она закрыла глаза. Прошло несколько минут, и вот половицы начали скрипеть и стонать. Одна из них треснула так громко, что после этого надолго воцарилась тишина. Когда Элизабет снова открыла глаза, она была в комнате одна. Сердце бешено колотилось, но дышать стало легче, она глубоко вздохнула и пришла в себя. На камине угасало оранжевое пламя свечи, за окном тихонько ворчал ветер.

Наутро Элизабет проснулась с тяжелым сердцем. Однако свой сон она забыла и вспомнила о нем, лишь когда стала причесываться перед зеркалом. Первая мысль была о том, что в ее комнату действительно приходил мужчина и смотрел на нее, она содрогнулась и уронила головную щетку. Ночная сцена всплыла в памяти Элизабет со всеми подробностями, и поначалу она не сомневалась в том, что ее на самом деле кто-то посетил, но вскоре разум пришел ей на помощь, и она уже не считала свой сон явью.