Камилл Лемонье - Адам и Ева

— Ты правду говоришь? И говоришь, что вправду было?

Она не сказала:

— Если ты их находишь и ныне такими же красивыми и более желанными, чем я, так иди же, догони их.

Я тихо ответил:

— Да, Ева, я говорю, что было. Но потом я привел тебя сюда. И не знал уже, что женщины смеялись, глядя на меня.

Из сумрака ночи выходили звери. Я понес Еву под полог деревьев. Огромным порывом страсти охватило нас, и мы познали друг друга, как в первый день. И в этот вечер в наших существах, сквозь великую муку и боль, снова засмеялся ребенок.

Руки мои сеяли жизнь. Я перекрыл кровлю. Жилище строится из коры и мезги, изводы, огня и земли. Оно живет и растет, как аллегория самих нас среди вечного вещества бытия. Человек, воздвигающий дом и обрабатывающий поле — ближе к истине, чем тот, кто прибегает к труду других. Только он понимает цену красоты жизни.

Мы вступили дикими и простодушными в лес, и ныне земля произрастала. Она обильно доставляла злаки, овощи, богатые мякотью. От коровы родилось стадо, пасшееся на лугах. Из песка, золы растений и измельченных в порошок раковин, смешанных вместе и расплавленных в раскаленном тигле, я сделал стекло, и оно заполнило пустоту окон, озарив весельем наши горницы.

Мы с Евой были покорны и послушны природе. Мы не отводили реку туда, где росли дубы, и не нарушали непреложного порядка природы. Природа работала для нас. Внизу гудело мрачное и трагичное страдание городов. Ужасные вопли раздирали мглистый от дыма небосклон. Там жили люди, которые думали обрести радость. Но сколько там было несчастных и убогих. Боже! Как давно все это было! Поверь мне красота, моя милая Ева, все это лишь одно воспоминанье. Отринув ложь и вернувшись к природе, мы обрели чистые чувства, что заложены в тварях, милых блуждающих зверях и в благовестии деревьев. Бескорыстная супруга с ясными очами научила меня мудрости и силе своей верной и гармонической деятельностью. Всякое зло проистекает от того, что человек для человека только видимость, — мы же были нагие перед лицом зари.

Как древний человек, я любил лес потому, что он дарил мне тень и плоды. А птицы и листья открыли мне чудесные тайны. Мы восприняли смысл жизни и достигли этим истинного познания. Каждый раз, когда на меня нападало сомненье или затрудненье, я шел, памятуя наставления старца, в лес и становился лицом к деревьям.

Жилище наше красовалось своей невинной простотой, окруженное гирляндами плодов и цветущими под полукругом радуги портиками. Тишина, рост деревьев и гармоничный кругооборот времен года дарили нас непрестанным праздником. Обряды наши являлись прославлением благодати хлеба, молока, меда и плодов. Яйца, гнезда, ульи были для нас как бы символом мира. Мы не переставали пребывать покорными служителями земли, без горестей преклонявшими колена перед чудом жизни.

Честный работник знает богатства, но не те, что даются деньгами. Он встает в лучах золота и багрянца. Закат и восход — сиянье его драгоценностей. Вся вселенная отражается в воде ручья, которой он утоляет свою жажду. Ни блеск серебряной посуды, ни роскошь обстановки не могут усилить его голода. Его стол накрыт перед лицом природы. Он любуется красотой небес и гор. Он как бы питается светом, вкушая плоды, овощи или свежеиспеченный хлеб. Метлина укрепляет его здоровье и возбуждает радость сильнее, чем все темные лекарственные снадобья.

Придет день, когда каждый будет владеть своим полем и, как я, не неторопливо воздвигнет свой сводчатый, наподобие быка и колыбели, кров. Человек поймет тогда значение двери и окна и поляны вблизи жилища.

Протекли года, исполнились небесные притчи. Мы не считали уже возраста животных в стаде по кольцам на их рогах. Быть может, мы были очень древними существами. Я уже забыл, когда Ева пришла в лес, — даже и то, когда сам покинул город. Мы словно всегда были в лесу. Пришли туда, как малые дети в юные дни мира. Вот — гравий и бальзат планет, громады вечности в светлых отверстиях неба. Миллиарды лет восходит день в том углу природы, где растут дубы. Ты, Ева, — в возрасте земли. Ты вечный символ матерей, сжимающих свои сосцы, чтоб утолить молоком жажду дитяти.

Мы жили среди леса в великом сновиденье жизни.

Осень опоражнивает свои золотые корзины, а земля, вслед за ней, наполняет житницы. Зима и осень, в порядке мира, равны по красоте весне и лету.

Ева была для меня гармоническим очарованием времен года. Она приближалась ко мне с полными пригоршнями жизни, с цветами и плодами, и терпеливо ожидала зимы. В каждом миге ее жизни воскресали все прожитые ею мгновенья. Под сенью наших лет любви ее грация не исчезла, она осталась такой же прелестной и чинной, как гирлянды зеленых мирт. Ева плясала на лужайках, словно юная дева под звуки моей свирели, и лик ее был ясен юными днями моей радости. В ее глазах сияло только больше света, восходящего света, подобно тому, как сильнее сиянье, чем ближе полдень.

Формы ее тела только стали пышнее вокруг тонкого стебелька ее души.

Два раза в день, на заре и под вечер, мы шли купаться в ручье. Свет струился по ее стану. Вода становилась румянее от трепета ее тела. Но я, со своей волосатой, рыжей кожей под сияньем утренних небес, был запоздалой сумрачной ночью, тогда как она, среди сумерек деревьев, выступала прекрасной зарею, пришедшей мелкими шажками к воде. Ветер овевал и осушал наши свежие, нагие тела, укрытые в ветвях деревьев.

Наши тела были легки и вечны, как студеный ключ и лес. И Ева всегда оставалась маленькой женщиной-ребенком, подвижной и искренней, божественным первозданным творением, которое любило и рождало, подобно земле. Лесная ягода блекла и снова зацветала на концах ее персей. Она спрашивала меня, как в первый день.

— Тебе я желанна?

Когда приходило время, я ей отвечал:

— Дорогая, дрозд уже пропел!

Она рождала на свет поколения, а я засеивал мою ниву, и, вслед за устами ребенка, прижимался к ней устами, чтобы вкусить жизнь у ее груди.

Наша любовь подарила нас девятью новыми рождениями. У нас стало, по сходству с месяцами года, девять сыновей и три дочери. Первые были прекрасными месяцами солнца, посева и пахоты, вторые — месяцами душевной и семейной благодати, месяцами прялки, годовых празднеств в безмолвном под снегом жилище. До появления ребенка я сажал молодое растеньице в знак посвященья, и оно носило имя зачатого Евой.

Все деревца вместе образовали небольшой лесок в огромном лесу деревьев. И подобно нам с Евой, равным и непорочным в существе мира, наши дочери и сыновья также вместе купались в ручьях и не выдали, что наги. После работы они водили хороводы или боролись, хватали друг друга под мышки невинными руками. Ели водил осла на пашню. Он быка пригибал к земле за рога. Ели был юным, мужественным пастырем, посвященным труду, и умел читать в созвездиях тайны. Авель искусно и ловко работал рубанком, обдуманно рассчитывал и отмерял. Он помогал мне калить железо, вколачивать гвозди в стропила и брусья, укреплять крышу.