Август Стриндберг - Жители острова Хемсё

Пока Карлсон искал отверстие, Клара оттолкнула его и взялась сама за руль. Лотте удалось с помощью руля опять поставить лодку по направлению ветра, и она быстро понеслась через пролив к острову Аспо.

Карлсон был маленький четырехугольный южанин, с голубыми глазами и кривым носом, похожим на двойной крючок. Он был оживлен, игрив и любопытен, но в морском деле он ничего не смыслил. Он и был приглашен на остров Хемсё, в Стокгольмском архипелаге, чтобы взять на себя попечение о поле и скоте; этим никто не хотел заниматься после того, как скончался старый Флод и вдова его осталась одна на мызе.

Забросав девушек вопросами о том, как дела на мызе, Карлсон получил ответы, какие имеют обыкновение давать жители Стокгольмского архипелага, жители шхер.

— Да! Я этого не знаю. Да! Этого я сказать не могу! Да! Этого я положительно не знаю!

Из этого он ровно ничего не понял.

Лодка плескалась между островками и шхерами; исландская утка тем временем гоготала между камышами, а в сосновом лесу токовал тетерев. Лодка плыла по открытой поверхности воды, по «фиордам» и по местам с сильным течением, пока не наступила ночь и не зажглись звезды.

Тогда они вышли в более открытое море, откуда виден маяк Главной Шхеры. Лодка плыла то мимо стеньги с веником, то мимо белого бака, который казался привидением; то блестели, как полотно на солнце, последние снежные полосы; то выплывали из черной воды поплавки от сетей, которые шуршали о киль, когда лодка на них натыкалась. Полусонная чайка, испуганная, спорхнула со своего рифа и переполошила всех морских ласточек и чаек; поднялся невообразимый гам.

Далеко-далеко, там, где звезды опускались в море, блеснули красный и зеленый глаза парохода; он тянул за собой длинную вереницу круглых огоньков, сверкавших через иллюминаторы кают.

Все было ново для Карлсона, и он обо всем расспрашивал; на этот раз ему отвечали на его вопросы, и даже так много, что он скоро понял, что находится на чужбине. Он был «полевой крысой», т. е. приблизительно то же, что для горожан «пришлый из деревни».

Теперь лодка вошла в пролив и оказалась в подветренной стороне; надо было взять на риф парус и грести.

Когда они затем вскоре вошли в другой пролив, то увидали, как заблестел огонек из окна хижины, окруженной ольхами и соснами.

— Вот мы и дома,— заметила Клара.

Лодка вошла в узкую бухту; была вырублена прогалина среди камыша, который зашелестел вокруг лодки; этот шум разбудил щуку, которая, увидя удильную лесу, ушла поглубже в воду.

Залаяла собака, и наверху, в хижине, замелькал фонарь.

Лодку привязали к мосткам, и началась выгрузка. Парус свернули вокруг реи, мачту вынули и канаты намотали на стаг. Бочку со смолой выкатили на берег, и вскоре лоханки, кружки, корзины, узлы лежали на мостках.

Карлсон в полутемноте оглядывался по сторонам и видел все новые и необычные для него предметы. Перед мостками лежал рыболовный ящик с рычагом; вдоль мостка, с одной его стороны, длинные перила были увешаны бакенами для сетей, бечевой, завозными якорями, лотами, шнурами, крючками для удочек; на мостках стояли кадушки для килек, корытца, чаны, кадки, чашки, ящики с приспособлениями для удочек; в начале моста стоял навес, увешанный чучелами для приманки птиц: набивными гагарами, нырками, куликами, турпанами, гоголями; под навесом лежали на подставках паруса и мачты, ремни и багры, ковши, налимьи пестики. А на берегу были вбиты колья, на которых сушились кильковые сети, не меньше самых больших церковных окон, камбаловые сети с петлями, через которые можно было просунуть руку, окуньковые сети, только что связанные и белые, как тончайшие сети для саней.

От мостков по обе стороны тянулись, как аллея при въезде в усадьбу имения, два ряда раздвоенных, вилообразных жердей, на которых висели большие невода.

Теперь фонарь показался на верхнем конце дорожки и осветил посыпанную песком тропинку, на которой сверкали ракушки и высохшие жабры рыб, тогда как в неводах блестела, как иней на паутине, оставшаяся чешуя килек. Но фонарь освещал также лицо старушки, как бы высушенное ветром, и пару маленьких приветливых глаз, сощуренных как при ярком свете. Перед старушкой прыгала собака, косматая дворняжка, которая на море чувствовала себя как дома.

— Ну-с, вернулись вы, девочки? — приветствовала их старуха.— Привезли ли парня?

— Да, тетя. Вот мы, а вот, как видите, и Карлсон! — отвечала Клара.

Старуха вытерла правую руку о фартук и протянула ее работнику.

— Добро пожаловать, Карлсон. Надеюсь, что вам будет у нас хорошо!

— Привезли ли вы кофе и сахару, девочки? — обратилась она к ним.— Убрали ли паруса? В таком случае идите наверх, я дам вам покушать.

Все четверо пошли вверх по пригорку; Карлсон молчал, полный ожидания, заинтересованный тем, как сложится его жизнь на новом месте.

В печи ярко горел огонь; белый складной стол покрывала чистая скатерть, на нем стояла бутылка водки, как песочные часы перевязанная посередине; кругом стояли чашки шведского фарфора, с нарисованными на них розами и незабудками; свежеиспеченный хлеб, поджаренные сухари, тарелка с маслом, сахарница и сливочник дополняли сервировку стола. Карлсон нашел ее богаче, чем то, чего он ожидал в этой богом покинутой местности.

Но и комната приглянулась ему, когда он оглядел ее при свете огня; огонь из печи сливался со светом сальной свечки в медном подсвечнике, отсвечивался в несколько поблекшей полировке секретера красного дерева, отражался в лакированной шкатулке и медном маятнике стенных часов, искрился на серебряной резьбе охотничьего ружья с насечкой, от его блеска выступали золоченые буквы на кожаных корешках книг с проповедями, молитвенниках, календарях, хозяйственных счетоводных книгах.

— Пусть Карлсон подойдет ближе,— пригласила его старуха.

Карлсон был дитя своего века и вовсе не намерен был удаляться в угол, он немедленно подошел ближе и сел на скамью, пока девушки переносили его ящики в кухню, по ту сторону сеней.

Старуха сняла кофейник с кипятком и положила туда кофе; потом снова повесила его и дала кофе еще прокипеть. Затем она повторила приглашение, прибавив на этот раз еще, чтобы Карлсон садился за стол.

Работник уселся и стал вертеть шапку в руках. Он наблюдал, с какой стороны дует ветер, чтобы соответственно этому повернуть свои паруса. Он, очевидно, имел твердое намерение стать в хорошие отношения с лицами влиятельными; но, так как он еще не знал, допускает ли старуха, чтобы с ней говорили, то не давал воли своему языку, пока не исследовал еще почву.

— Какой, однако, красивый секретер! — начал он, дотрагиваясь до его медных украшений.

— Гм! — возразила старуха.— Но в нем находится не много.