Арнольд Беннет - Заживо погребенный

— Уж и намаялась я, ваш адрес добывая! — сказала миссис Чаллис. — Ясное дело, я, как только домой пришла, сразу написала на Селвуд-Террас, но только я номер дома спутала, жду, жду ответа, а вместо ответа мое же письмо назад вернулось. Насчет улицы — это я не сомневалась, и — дай, думаю, пройдусь по этой улице и подряд во все двери трезвонить буду! Ну, дом-то я нашла, а они мне адрес не хотят давать, и всё тут. Говорят — письма будут пересылаться. Да какие там письма, хватит с меня писем, спасибочки! Я и говорю — без адреса мол не уйду. Это я с помощником мистера Дункана Фарла толковала. Он там пока живет. Такой из себя симпатичный молодой человек. Очень мы хорошо потолковали. Мистер Дункан Фарл, видно, ужасно переживал, когда завещание нашел. Этот молодой человек говорит, он машинку пишущую всю вдребезги разбил. Но как похороны назначили в Вестминстерском аббатстве, так сразу он немножечко утешился. Уж я бы на таком не утешилась, ну нет! Но он и сам такой богатый — чего ему? Молодой человек говорит — вернитесь завтра, а он спросит у мистера Фарла, можно мне дать адрес или нет. Надо же, думаю, сколько шума из-за какого-то адреса! Да что ты будешь делать. Законники! Ну, вернулась я за этим адресом, и он мне дал. Я прямо вчера пришла бы. Я вчера чуть письмо не написала. А потом думаю, лучше подожду, пока похороны кончатся. Думаю, так приличней будет. Теперь-то они кончились, да?

— Да, — сказал Прайам Фарл.

Она на него посмотрела сочувственно, утешно, понимающе.

— Вам, видно, полегчало! — проворковала она. — Ведь намучились, наверно!

— В известном смысле, — не вполне уверенно согласился он. — В общем, да.

Она сняла перчатки и озиралась, как вор, должно быть, озирается прежде, чем отворить дверь, а потом вдруг подалась к нему, положила руку ему на шею и взялась за его галстук.

— Нет-нет, — она говорила. — Вы уж мне позвольте. Я умею. Никто не глядит. Расстегнулся; галстук его держал, да развязался весь. Ну вот! И все теперь будет ладненько. Ой, какие у вас две родинки смешные, рядышком сидят! Ну вот! Теперь только чуть-чуть подправить.

Меж тем ни одна женщина прежде не подправляла галстука Прайаму Фарлу, тем более, не застегивала ему воротничок, и уж тем более не рассуждала о его родинках, — одна волосатая, другая без волос, — которые воротничок скрывал, будучи как следует застегнут! Он был до крайности взволнован. Ему бы рассердиться — но руки у миссис Чаллис были — ну, руки нянюшки, что ли, нежные, бережные руки, руки, которые могут безнаказанно себе позволить неслыханную дерзость. Чтоб женщина, незванно-непрошенно поправляла ему воротничок и галстук в просторном холле «Гранд-отеля Вавилон», да еще рассказывала про его родинки! Невообразимо! И тем не менее, такое произошло. И — более того, нельзя сказать, чтоб он был недоволен. Она опять откинулась в кресле, как будто не сделала решительно ничего необычайного.

— Я смотрю, вы очень расстроились, наверно, — сказала она участливо. — Хоть он-то вам всего фунт в неделю оставил. Но лучше уж фунт в неделю, чем шиш в зубы и под зад коленом.

Шиш в зубы и под зад коленом ему напомнили только встречу с полицейскими; и больше ни с чем не связывались у него в мозгу.

— Вам ведь работа сейчас не к спеху, правда же? — она сказала погодя. — А то вид у вас неважный, вам надо отдохнуть, чашечку чая выпить, покушать. Вы уж извините, что так скоро пришла вам надоедать.

— Работа? — удивился он. — Вы о какой работе?

— Ну как же? — вскрикнула она. — Вы же ведь теперь на новое место поступили?

— Новое место? — он отозвался эхом. — Какое?

— Ну, слугой.

Была известная опасность в его склонности забывать, что он слуга. Надо было сосредоточиться.

— Нет, — сказал он. — Я не поступил на новое место.

— Так чего ж вы тут-то делаете? — крикнула она. — Я-то подумала, что с новым хозяином вы тут. А один-то — зачем?

— Ах, — он совершенно растерялся, — мне казалось, место подходящее. И я случайно сюда попал.

— Да уж, подходящее! — укорила она строго. — В жизни подобного не слыхивала!

Он понял, что её обидел, причинил ей боль. Чувствовал, что требуется изобрести разумное оправдание, но ничего такого не изобреталось. И от смущенья он сказал:

— А не пойти ли нам поесть? Мне и впрямь надо подкрепиться, верно вы говорите, что-то я проголодался. А вы?

— Где? Тут? — спросила она в ужасе.

— Да. Почему бы нет?

— Ну…

— Так идем же! — сказал он с милой непринужденностью и повел ее к восьми стеклянным вращающимся дверям, которые вели к salle à manger [9] Столовой (фр.) . Великого Вавилона. При каждой двери стояла живая статуя величья, украшенная золотом. Мимо этих статуй она прошла не дрогнув, но когда увидела сам зал, окутанный сверхблагородной тишиной, полный платьев, шляпок и всего такого, о чем вы читаете в «Ледиз Пикториал» [10] Женский журнал с картинками (англ.) . , и плывущий в дальнем окне флаг на мачте, она вдруг застыла. И разлетевшийся к ним метрдотель с тяжелой цепью поперек груди тоже вдруг застыл.

— Нет! — объявила она. — Мне что-то не хочется тут кушать. Правда.

— Но почему?

— Ну, не хочется и всё. Может, еще куда-нибудь сходим?

— Конечно, сходим, — согласился он с более чем вежливой готовностью.

Она его подарила своей ободряющей, сочувственной улыбкой, улыбкой, снимавшей все сомненья, как бальзам снимает раздраженье кожи. И она спокойно понесла свою шляпку, платье, свою речь, свою непринужденность прочь от этих величавых сводов. И они спустились в гриль, где было относительно шумно и где ее розы, пожалуй, казались менее неожиданными, чем ассирийский шлем, а платье всюду находило дальнюю и близкую родню.

— Я насчет этих ресторанов не очень, — призналась она над жареными почками.

— Да? — отозвался он с сомненьем. — Прошу меня извинить. Но мне показалось на днях…

— Ах, ну да, — перебила она, — на днях я очень даже в то место пойти хотела, очень даже. И девушка на почте мне рассказывала, что это изумительное место. Так и есть. Там замечательно. Но только постыдились бы еду такую подавать. Помните их палтуса? Палтус! Да он и рядом с палтусом не лежал. И если б его минуточку готовили, а то морили-парили час целый, да потом еще ждали. А цены! Ну да, я заглянула в счет.

— По-моему, было невероятно дешево.

— Но не по-моему! — отрезала она. — Как подумаешь, что у хорошей хозяйки за все про все уходит по десять шиллингов на душу за неделю… Это же прямо безобразие! А тут, небось, еще дороже?

От этого вопроса он уклонился.

— Тут вообще прекрасно кормят, — решился он. — Собственно, я почти не знаю таких мест в Европе, где кормили бы лучше, чем здесь.

— Не знаете? — переспросила она участливо, и в тоне ее звучало: «Но я-то уж одно такое местечко по крайней мере знаю!».