Джейн Остен - Нортенгерское аббатство

– Всегда, когда я на него смотрю, – заметила Кэтрин, гуляя вдоль рощи, – я думаю о юге Франции.

– Так вы бывали за границей? – поинтересовался заинтригованный Генри.

– О, нет, я знаю об этом лишь из книг. Именно такими я представляю себе места, по которым путешествовала Эмилия с отцом в «Тайнах Удольфского замка». Однако я полагаю, вы терпеть не можете романы?

– Отчего же?

– Потому что они недостаточно умны для вас – все джентльмены читают книги посерьезней.

– Любой, будь то леди или джентльмен, кто не находит удовольствия в хорошем романе, должен быть невыносимо глупым. Я читал все романы миссис Редклиф и большинство, не скрою, очень меня порадовали. Начав читать «Тайны Удольфского замка», я уже не мог оторваться. Помню, я прочел эту книгу за два дня – и все время мои волосы стояли дыбом.

– Да, – согласилась мисс Тилни, – я помню, ты даже читал мне этот роман вслух, а когда меня куда-то отозвали всего на пять минут, вместо того, чтобы меня дождаться, ты убежал в сад и стал читать в одиночку.

– Спасибо за поддержку, Элеанора. Вот видите, мисс Морланд, как напрасно вы сомневались. В своем желании узнать, что будет дальше, я не хотел ждать и пяти минут, нарушил свое обещание читать вслух и даже ушел в сад с этой книгой, которая, прошу заметить, принадлежит моей сестре. Мне нечего стыдиться, говоря об этом; я полагаю, что оправдался в ваших глазах?

– Вы так сильно меня порадовали, теперь я сама никогда не буду стесняться собственных восторгов от этой книги. Но я и вправду раньше думала, что молодые люди не признают романы.

– Забавно, но они читают то же, что и женщины. Я сам прочел многие сотни романов. Не думаю, что вы сможете сравниться со мной в знании всех этих Джулий и Луиз. Если мы продолжим этот разговор и начнем задавать друг другу бесконечные вопросы «А не читали ли вы…?», я скоро оставлю вас позади настолько, насколько – ну же, улыбнитесь, мисс Морланд, – ваша подруга Эмилия оставила беднягу Валанкорта, уехав с теткой в Италию. Я начал читать раньше вас. Я поступил в Оксфорд, когда вы были еще хорошенькой крошкой, постигавшей азы вышивания крестиком.

– Боюсь, не слишком-то я была хорошенькая! Но скажите же, наконец, правда ли, что «Тайны…» самая милая книга на свете?

– Вы имеете в виду милый переплет?

– Генри, – возмутилась мисс Тилни, – ты несносен. Мисс Морланд, он подтрунивает над вами точно так же, как над своей бедной сестрой. Он все время ко мне придирается, когда я выбираю какое-нибудь неверное слово, и теперь то же самое происходит и с вами. Слово «милая», как вы его использовали, ему не понравилось, и вам лучше поскорее его заменить, иначе он забросает нас статьями из Джонсона и Блэра.

– Я уверена, – возразила Кэтрин, – что именно это и хотела сказать. Как же вы прикажете называть эту книгу?

– Видите ли, – ответил Генри, – вы две милые юные леди, совершающие милую прогулку (кстати, это действительно милое слово! – оно подходит ко всему). Возможно, первоначально оно и обозначало что-то драгоценное и ненаглядное – люди носили милые платья, были милы в движениях и чувствах… Однако, все же не ко всем словам это определение подходит.

– В то время как к тебе, – рассмеялась Элеанора, – оно подходит полностью! Ты скорее милый, чем мудрый. Знаете, мисс Морланд, давайте оставим его в одиночестве размышлять над нашими ошибками, а сами будем хвалить «Удольфский замок» такими словами, какими захотим! Вам правда нравятся такие романы?

– Признаюсь, я не читала ничего лучше.

– Вы правы!

– Конечно, я читаю стихи и пьесы, и многое другое, но романы!.. А вот, к примеру, исторические сочинения меня совершенно не интересуют. А вас?

– Мне очень нравится история.

– Хотелось бы и мне ее полюбить. Я читала из этого совсем не много и, скорее, по обязанности, и все, что я прочла, либо сердило меня, либо утомляло: на каждой странице ссорятся Папы и короли, начинаются войны и эпидемии, кругом только бестолковые мужчины и ни одной женщины – я быстро от такого устаю. Однако я часто удивляюсь собственной непоследовательности, ведь большинство из того, что там написано, должно быть художественным вымыслом; речи, которые произносят герои, их мысли и внешний облик – все это, скорее всего, придумано, а именно вымысел так привлекает меня в остальных книгах.

– Так вы отказываете историкам в мастерстве фантазии? – уточнила мисс Тилни. – Вы считаете, их воображение никуда не годится? Я очень люблю историю, но с готовностью воспринимаю правду вперемешку с вымыслом. Как мне кажется, в основных событиях авторы, все же опираются на факты, древние источники и рукописи, а что до небольшой приукрашенности, то она всегда к месту. Если повествование четкое и продуманное, я нахожу в нем особое очарование, будь то сочинение мистера Хьюма или Робертсона или цитаты из Карактация, Агриколы или Альфреда Великого.

– Вы увлекаетесь историей, совсем как мой отец, или мистер Аллен, или двое моих братьев. Так много примечательного в моем маленьком кругу друзей! Обещаю, что больше не буду избегать такого чтения. Если остальным нравятся такие книги, возможно, они и впрямь хороши. Но мне всегда казалось, что ни один человек по доброй воле не заглянет в том, который написан только для того, чтобы пытать маленьких мальчиков и девочек, и я всегда восхищалась мужеством тех, кто все же отваживается на такой шаг.

– С тем, что маленьких мальчиков и девочек надлежит мучать, – вступил в разговор Генри, – согласится любой более-менее знакомый с человеческой натурой и проживающий в цивилизованном государстве. Но от лица тех историков, кого я больше всего почитаю, должен заметить, что многие из них смертельно бы оскорбились, доведись им узнать, что ни на что другое, как на терзания юнцов, они не сгодились. В отточенности метода и стиля они настолько сильны, что способны мучать и более взрослых людей. Обратите внимание, я использовал ваш глагол «мучать» вместо «наставлять» – в нашей беседе они приобретают некоторую синонимичность

– Вы полагаете, я так глупа, что называю пыткой наставление? Однако, доведись вам столько же, как и мне, слушать бедных малышей, заучивающих свои первые буквы, видеть, как непробиваемы, они бывают с утра, и как устает мать к вечеру, вы согласились бы с тем, что иногда глаголы «мучать» и «наставлять» действительно становятся синонимами.

– Очень может быть. Но историки не виноваты в том, что первые в жизни буквы даются так тяжело; да и вы сами, противница жесткого воспитания, возможно, осознаете, что пара-тройка лет мучений стоят того, чтобы человек впоследствии читал всю жизнь. Подумайте, ведь если б нас не научили читать, миссис Редклиф писала бы напрасно или даже не писала бы вовсе.