Петру Думитриу - Буревестник
- Название:Буревестник
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство литературы на иностранных языках
- Год:1957
- Город:Бухарест
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петру Думитриу - Буревестник краткое содержание
Чтобы написать эту книгу, Петру Думитриу, лауреат Государственной премии за 1955 год, провел некоторое время на море, среди рыбаков. Сначала рыбаков удивляло присутствие чужого человека, работавшего рядом с ними. Им не хотелось давать ему весла.
Позднее, когда они подружились, писатель признался, что он не рыбак и пришел к ним с другой целью, чтобы написать книгу.
«Однако жизнь рыбаков на плавучей базе «Октябрьская Звезда» — не только трудная, тяжелая работа, — говорит Петру Думитриу. — Бывает и отдых, когда опускается сумрак, когда небо и море словно заволакивает мягким светом и тихо колышется, убаюкивая вас, волны.
В этот час завязываются разговоры, бывалые моряки рассказывают о своих путешествиях, рыбаки читают газету, а молодежь танцует на юте под звуки гармоники».
Все это постепенно заполняло страницы писательского блокнота. Так создавался «Буревестник»…
Буревестник - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Что с ним? — испуганно спросил Адам.
— Тошнит, — спокойно ответил Филофтей, продолжая работать черпаком.
— А-а… Хлеб и колбаса, — пробормотал Адам.
Спокойствие старшины передавалось и ему, но он дрожал от холода и чтобы согреться, стал работать черпаком быстрее.
Какая-то сила влечет тебя все выше и выше — куда же? Потом остановка на миг, когда у тебя невольно захватывает дыхание, потом быстрый спуск, почти падение по гладкому водному откосу, все ниже и ниже… Резкий толчок — значит, канат на этот раз выдержал. Надолго ли? Лодка зарывается носом, поднимая с обеих сторон фонтаны брызг. Но вот уже нагрянул новый вал и снова все вздымается вверх, а море, кипя пеной, проваливается куда-то вниз: опять у тебя захватывает дыхание, — момент, — и ты снова летишь в бурлящий котел, море угрожающе растет вокруг… потом опять толчок — это дергает спасительный канат.
Все это очень мучительно: когда летишь наверх, кажется, что у тебя отрываются все внутренности и в животе образуется пустота, от которой тошнит, а когда проваливаешься вниз, внутренности подпирают под самое горло и от этого тоже тошнит. От каждого нового вала, от каждого толчка якорного каната болезненно замирает сердце: долго ли он еще выдержит? А что, если лопнет? Ведь если канат оборвется, до конца будет не так далеко… Темнота; ветер гонит тучи; они, как занавес, скрывают звезды, которые то появляются, то исчезают… Ветер свистит в ушах, путает волосы, оглушительно хлопает натянутой на корме парусиной. Тяжело. В темноте тускло белеет пена. Ты голоден, но есть нельзя, тебя мучает жажда, но, выпив глоток воды из бочонка, ты отодвигаешь его в сторону… Филофтей все время на носу — смотрит, не ослабел ли узел, которым прикреплен якорный канат. Трофим лежит, и кажется, что морская болезнь вырвала из него душу; его уже рвало желчью, больше рвать нечем, он совсем обессилел. Винить его не в чем: такая качка, как эта, может свалить кого угодно, как бы здоров он ни был. Человек в таких обстоятельствах становится совершенно ни к чему не пригодным.
Ночь; холодно; воздух насыщен водяной пылью; дует пронизывающий, холодный ветер; этот ветер тебя высушит, он же — и вымочит. А лодка опять избирается вверх, все выше и выше, потом камнем летит в пропасть, поднимая пену — и снова толчок, да такой, что за час тысячу раз прикусишь себе язык. Думать тут уже ни о чем невозможно — ты ошеломлен, оглушен ревом бури: чудится, будто тысячи телег одновременно выгружают щебень на мощенную камнем дорогу. Ничего, кроме этого рева не слышно, тебя тошнит, ты устал, тебе холодно, но худшее ждет тебя впереди. Тебя клонит ко сну, отяжелевшая голова падает на грудь, ты хочешь устроиться поудобнее и ударяешься головой о борт лодки. Тебе больно, ты ругаешься и громко проклинаешь судьбу, но никто тебя не слышит; снова смыкаются веки, путаются мысли, ты падаешь и ударяешься о шпангоут, другие шпангоуты впиваются в бедра, в бока; ты свертываешься клубком, как промокшая собака и, защищая голову руками, пытаешься заснуть. Но лодка скользит то вверх, то вниз, то накренится на правый борт, то на левый. От этого вся кровь бросается тебе в голову, тебя швыряет навзничь, снова поворачивает на живот, ты в ярости, тебе хочется убить, растерзать кого-нибудь в клочья, хотя сам ты совершенно разбит и обессилен.
И вдруг — о счастье! — движения лодки становятся более плавными, ты уже не чувствуешь обычного толчка после каждой волны. Миг покоя — вечность для усталого человека, которого одолевает сон. Движения лодки уже не те, что раньше, она мягко погружается, мягко скользит ввысь, укачивает тебя: не лодка, а колыбель. Ты ощущаешь блаженство, устраиваешься удобнее, судорожно скорчившиеся члены расправляются, тебя охватывает сладкая дремота. Но все это продолжается лишь одно мгновение: ровно столько, сколько нужно Филофтею, чтобы вздрогнуть, очнуться, вскочить и дать тебе пинка в ребра, крикнув охрипшим от ужаса голосом:
— Адам! Берись за бабайки! Канат оборвался!
Адам очнулся в один миг — это был самый короткий сон в его жизни. Усталость, дрема, смятение — все мгновенно исчезло. Он вскочил как встрепанный, вскарабкался на банку, схватил лежавшие на дне лодки бабайки, укрепил их на кочетах и, опустив в воду, навалился на них изо всех сил. Одно из весел сорвалось и Адам, потеряв равновесие, чуть не опрокинулся. Во второй раз оба весла погрузились слишком глубоко в бурлящую пену и Адаму показалось, что каждая рука у него тянет по нагруженному доверху возу. Филофтей кое-как прополз под его бабайкой и взялся за вторую пару весел. Вытянув шею, он тоже греб теперь изо всех сил. Необходимо было прежде всего выровнять лодку, поставив ее против волны, потому что сразу же после того, как лопнул якорный канат, ее наискось понесло на огромный вал. Это значило, что ее повернет бортом к следующей волне, а третья неизбежно ее перевернет. Пока что эта опасность была предотвращена: Адам с Филофтеем гребли так, что весла, казалось, готовы были оторвать им руки. Занесет лодку влево — они налягут на левое весло, занесет вправо — нажмут на правое. Филофтей тронул Трофима босой ногой по голове:
— Эй, Трофим, садись на весла!
Трофим, не двинувшись, простонал что-то в ответ. Он лежал мешком на дне лодки, перекатываясь то в одну, то в другую сторону при каждом ее движении.
— Трофим!
Ответа не было. Филофтей замолчал, и с этой минуты, повернувшись спиной к яростному ночному ветру, работали только он и Адам. Взбираясь на гребень очередного вала, они видели вокруг себя черное небо с редкими, синими, усеянными звездами просветами и темное, бурное море с белыми полосами пены. Такие полосы ходили из одного конца и другой, пересекая все видимое водное пространство. Эти пенистые гребни, казалось, излучали слабый, скрытый в них свет. Позади них — Адам один раз оглянулся — по морю гулял буйный ветер, казалось, вырвавшийся из бездны, которая все еще чернела на северо-западе. Он свистел и завывал, срывал пену с гребней и подолгу носил ее над водой, окатывая Адама с Филофтеем холодными брызгами, от которых у них насквозь промокли рубахи на спине. Вот за ними гонится огромный, черный, блестящий вал, он растет все выше и выше, гребень его перегибается, свертывается в трубку, потом с оглушительным шумом и слепой, безумной яростью обрушивается на них. Гребцы изо всех сил нажимают на весла, острый, загнутый кверху нос лодки лезет на гребень, прорезает пенистую кайму, лодка останавливается на секунду с висящими в воздухе кормой и носом и зарытой в бурлящую пену срединой, потом скатывается вниз, поднимая с обеих сторон тучи брызг. Но вот уже растет новый вал и опять приходится, не жалея сил, налегать на бабайки…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: