Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

Но она их вернет, во что бы то ни стало вернет, только бы улучить минуту, когда он будет один, пусть даже ей придется бросить эту бумажку ему в лицо!

Ох, сколько горя может причинить вот такой бездельник…

А как быть с Хьельсбергом?

Сгоряча она решила, что сразу расскажет ему все, как только они встретятся, и не могла дождаться вечера.

Но чем больше она об этом думала, тем больше у нее появлялось сомнений. Неизвестно, какие мысли могут прийти ему в голову, когда он узнает, как ведут себя с нею господа в домах, где она шьет!

Она сидела и ломала себе голову…

А если он даже сразу ничего плохого и не подумает, не потускнеет ли она в его глазах оттого, что с ней обошлись как с другими девушками?

Майса замирала от страха и так и видела, какими колючими становятся его серые глаза. Хуже этого ничего быть не могло, все остальное пережить было бы легче…

Ох, куда ни глянь, всюду вокруг нее холодные, неприступные стены!

Возвращаясь вечером домой, она все еще не знала, скажет Хьельсбергу или нет…

А еще эти деньги в кармане, не хватает только их потерять. Вот беда! Приходится то и дело проверять, на месте ли эта злосчастная бумажка.

Она так и не удержалась и со слезами рассказала Хьельсбергу все.

Он очень рассердился, побледнел и всю дорогу, задумавшись, шел молча…

Наконец его прорвало: нет, эти Транемы ему определенно нравятся! Они просто встали у него поперек дороги… Но и он попробует отплатить им тем же. Он не из тех, кто остается в долгу, если, конечно, речь идет не о деньгах. У него прямо-таки особая симпатия к этому семейству…

Он шел и ворчал себе под нос. Утешения в этом было мало, но все-таки Майса почувствовала облегчение: она понимала, что его тоже больше всего рассердил Антун Транем…

На следующий день Майса снова сидела у Транемов. Она была подавлена, расстроена и лихорадочно дошивала пальто, а пятидалеровая бумажка лежала у нее в кармане…

Она сразу заметила, что все смотрят на нее как-то странно. Разговаривают сухо, отрывисто и только по делу. Все, кроме Арны. Ее, видно, решили не посвящать в такие истории. Фру спросила, кончит ли Майса работу к среде, хотя раньше предполагалось, что она будет шить у них всю следующую неделю.

Во что бы то ни стало нужно увидеть Антуна!

Когда наступило время обеда, у нее вспотели ладони; пришлось то и дело вытирать их. Антун, разумеется, не входил в ее комнату, но все-таки она непременно должна с ним увидеться!

Майса завернула деньги в бумажку и держала их перед собой наготове.

Она слышала разговоры в столовой, шум отодвигаемых стульев, когда все встали из-за стола, а затем горничная унесла посуду, и дверь осталась открытой. К своему обеду Майса едва притронулась, и то лишь ради приличия.

Увидев, что Антун еще в столовой, она вся подобралась, как зверек в засаде, страстно желая одного — только бы он не ушел… Пока другие то входили в комнату, то выходили, он стоял, засунув руки в карманы, и, беззаботно насвистывая, украдкой поглядывал на Майсу.

Наконец Лена тоже скрылась, и он повернулся к дверям, чтобы уйти.

Майса стрелой бросилась за ним и, когда он с с улыбкой отмахнулся от нее, швырнула ему бумажку.

Возвращаясь бегом на место, она заметила в дверях гостиной окаменевшее лицо фру…

…Нет, дольше, чем до среды, ей здесь не продержаться! Глядя на запертые комнаты, она понимала, что скоро двери этого дома закроются для нее навсегда. Тетушка Раск торопилась пройти мимо, а если Арна на минуту задерживалась возле Майсы, фру тотчас звала ее. Они не допускали, чтобы с ней разговаривали о чем-нибудь, кроме шитья.

В ушах у Майсы стучало и шумело, когда она оставалась одна в комнате и видела, как, проходя мимо, все старались повернуться к ней спиной. Казалось, им было неприятно даже то, что она прикасается к вещам, которые они будут носить.

А после ужина она услышала, как в столовой фру обратилась к Лене таким ледяным, бесстрастным тоном, что у Майсы внутри все оборвалось:

— Если йомфру уже кончила, Лена, будьте добры, узнайте у нее, не согласится ли она получить деньги сегодня. Все равно ей осталось шить только завтра и послезавтра…

…Весь дом будто затаился в тягостном молчании, и Майса была так пришиблена и удручена, что во всем ей чудились признаки беды…

Возвращаясь к себе, она не замечала ни улиц, по которым шла, ни домов. Какой срам пришлось ей пережить у Транемов, и неужели все это так позором и кончится?..

Ей, несчастной, только и остается, что со стыда забиться, как мыши, в свою нору. Какой позор, какой позор… Они все такие сильные, такие могущественные. Что им стоит раздавить ее, как муху?.. Она чувствовала себя до того маленькой и жалкой, до того ничтожной…

Майса взглянула вниз, через перила моста. Может, броситься в реку, исчезнуть? Ведь никто и не заметит, что ее больше нет: ни Брандты, ни Юргенсены, ни Калнесы, ни Скэу — никто из тех, кто знает ее…

Исчезнуть?.. Нет, она не собирается исчезать… Она не хочет расставаться с тем, кто живет в мансарде. Пусть они думают о ней, что угодно, ей все равно! Ей до них дела нет!

Вот завтра она расскажет фру об этом хваленом Антуне, пусть знает, какой у нее сынок; все выложит, как оно было, — и про деньги и про все остальное, не будь она Майса Юнс! Она себе места не найдет, пока не сделает этого.

О сне в эту ночь и речи быть не могло: она проснулась в четвертом часу, и ей пришлось встать, потому что оставаться в постели было невмоготу.

Ну, погодите! Сегодня она все расскажет!

В это утро ей не к чему было смотреть на часы на башне Спасителя, она и так знала, что идет слишком рано, и, прежде чем подойти к воротам Транемов, несколько раз обошла вокруг квартала, чтобы протянуть время.

Да, да, она непременно поговорит с фру!

В комнатах никого не было, кроме Арны, которая завтракала в столовой, да тетушки Раск, еще не одетой и возившейся с утренней уборкой.

— Мы решили, йомфру Юнс, — сказала фрекен Раск, — что сегодня вам следует закончить то, что вы делали вчера. А второе платье, о котором мы договаривались, мы будем шить позднее.

Это прозвучало сдержанно и многозначительно, но Майса все-таки смело подняла глаза и посмотрела ей прямо в лицо; тетушка плотно закрыла дверь в столовую, словно стараясь воздвигнуть стену между Майсой и обитателями дома.

Если она не поговорит с ними…

— Откуда им в Париже знать, какая Грете толстая? — шутливо начала Арна. Прежде чем уходить, она зашла посмотреть на пальто сестры.

Но Майсе сегодня было не до шуток, и она, не поднимая головы, готовила к строчке шов на спине; он был выпущен до отказа.

Наконец она услышала голос фру. Пальцы сразу перестали слушаться, и Майса напутала в шитье…

Она стала медленно строчить, следя, чтобы игла осторожно прокалывала материю, и это помогало ей справиться с волнением. Но в горле что-то пульсировало, пока она напряженно ждала фру, ясно представляя себе, как она сейчас все ей выскажет…