Франц Кафка - Замок. Процесс. Америка. Три романа в одном томе

Тем временем внизу из ресторана выскочил официант и, мечась на пороге от одного распорядителя демонстрации к другому, торопливо принимал заказы. Было видно, как он, вытянув шею, высматривает в глубине зала своих товарищей, чтобы позвать их на подмогу. Во время этих приготовлений, предшествовавших, очевидно, задуманной организаторами щедрой бесплатной выпивке, сам кандидат не умолкал ни на секунду. Его носильщик, огромный и только ему одному подчинявшийся детина, после каждых нескольких фраз слегка поворачивался на месте, как бы равномерно распределяя содержание речи среди всех столпившихся. Кандидат же, с трудом сохраняя равновесие при каждом таком повороте и скрючившись как наездник в седле, резко выбрасывал над головой то одну, свободную, руку, то другую, с цилиндром, стараясь придать своей речи максимально возможную убедительность. Но время от времени, с почти безупречной регулярностью, его будто пронзало током, — он весь вскидывался и, обнимая руками воздух, обращался уже не к какой-то группе в отдельности, а ко всем собравшимся, включая и местных жителей вплоть до самых последних этажей, хотя было совершенно ясно, что даже на нижних этажах его никто не слышит, и более того — никто не хочет слушать и с удовольствием бы не слушал, будь такая возможность, — ибо теперь в каждом окне и на каждом балконе уже нашелся по меньшей мере один свой громогласный оратор. Официанты между тем вынесли из ресторана огромный, величиной с бильярдный стол, поднос с наполненными до краев золотисто искрящимися кружками. Распорядители немедленно организовали раздачу, которая совершалась как бы в форме парадного марша толпы вдоль ресторанного подъезда. Но хотя пустые кружки на подносе обновлялись мгновенно, на всех этого было явно мало, поэтому официанты, образовав справа и слева от подноса две живые цепочки, сновали взад-вперед из ресторана и обратно, пытаясь таким образом обслужить всех желающих. Кандидат, разумеется, на это время прервал свою речь и, пользуясь паузой, собирался с силами. В стороне от толпы и яркого света носильщик неспешным шагом прогуливал его туда и обратно, и только несколько ближайших соратников семенили рядом, время от времени почтительно, снизу вверх, к нему обращаясь.

— Посмотри-ка на малыша, — сказала Брунельда. — Так загляделся, что просто забыл, где находится. — Неожиданно для Карла она схватила его за голову обеими руками и, с силой повернув к себе лицом, взглянула ему прямо в глаза. Правда, смотрела она недолго — Карл отбросил ее руки и, злясь на то, что его ни на секунду не оставляют в покое, испытывая желание поскорее побежать на улицу, самому вблизи посмотреть на все, что там происходит, изо всех сил рванулся из объятий Брунельды.

— Пожалуйста, отпустите меня, — попросил он.

— Ты останешься у нас, — бросил Деламарш, не отрывая взгляда от улицы, только руку вытянул, преграждая путь Карлу.

— Брось, — сказала Брунельда, отводя руку Деламарша, — он и так никуда не уйдет.

И еще крепче притиснула Карла к перилам, — теперь, захоти он освободиться, ему пришлось бы попросту бороться с ней. Но и тогда, в случае успеха, чего бы он достиг? Слева от него стоял Деламарш, справа как бы невзначай пристроился Робинсон, да он просто в плену.

— Скажи спасибо, что тебя вообще не выбрасывают, — вставил Робинсон, ухитрившись просунуть руку под локтем у Брунельды и похлопать Карла по плечу.

— Зачем же выбрасывать? — рассудительно сказал Деламарш. — Беглых воров положено не выбрасывать, а выдавать полиции. И завтра же утром я могу ему это устроить, если он не утихомирится.

С этой секунды грандиозное зрелище внизу перестало радовать Карла. Лишь поневоле — объятия Брунельды все равно не давали ему как следует выпрямиться — смотрел он на улицу, слегка склонившись над перилами. Поглощенный своими тревогами, он рассеянным взглядом следил за тем, как люди внизу, сбиваясь в группы человек по двадцать, подходят к ресторанному подъезду, словно по команде, хватают кружки, а затем, дружно повернувшись кругом, салютуют ими кандидату, который даже не смотрел в их сторону, выкрикивают партийное приветствие, опустошают кружки и — наверняка с грохотом, хотя отсюда, с высоты, грохота не слышно — ставят кружки обратно на поднос, чтобы уступить место очередной возбужденно галдящей группе. По команде одного из распорядителей оркестр, игравший до этого в ресторане, теперь в полном составе вышел на улицу, мощные духовые инструменты золотисто поблескивали в черной толпе, но самой музыки было почти не слышно, она терялась во всеобщем шуме. Улица — по крайней мере та ее сторона, где находился ресторан, — была уже битком забита народом. С горы, откуда Карл вчера приехал на автомашине, люди стекались вниз, снизу, где был мост, они со всех ног бежали в гору, и даже те, кто сидел по домам, не устояли перед соблазном, так сказать, приложить руку к даровому угощению, — на балконах и в окнах остались теперь почти сплошь женщины и дети, зато мужчины валом валили из ворот и подъездов. Но, видимо, музыка и выпивка уже сделали свое дело, народу скопилось достаточно, поэтому один из распорядителей, эскортируемый светом двух автомобильных фар, взмахом руки остановил оркестр и громко свистнул — тут все снова увидели носильщика, уже порядком взмыленного; с кандидатом на плечах он спешно пробирался сквозь толпу по проходу, который прокладывала для него группа помощников.

Едва добравшись до входа в ресторан и снова очутившись в кольце автомобильных фар, на сей раз, правда, наставленных на него почти в упор, кандидат немедленно начал новую речь. Но теперь все шло куда тяжелей, чем раньше, носильщику, стиснутому со всех сторон, было уже не до поворотов, а толпа все напирала. Ближайшие сторонники кандидата, стремившиеся прежде всеми возможными средствами усилить эффект его речи, теперь помышляли лишь об одном — как бы от него не отбиться; человек двадцать из них вцепились в носильщика и держались за него изо всех сил. Но даже этот богатырь не мог уже и шага ступить по своей воле, а уж о том, чтобы как-то повлиять на толпу, подчинить ее каким-то своим маневрам — двинуться вперед, уклониться, отступить, — нечего было и думать. Толпа бурлила водоворотами, люди наваливались друг на друга, всех куда-то несло, армия противников кандидата, похоже, за счет новоприбывших сильно увеличилась, носильщик какое-то время еще стойко держался подле ресторана, но потом, судя по всему, прекратил сопротивление и вверил себя людскому потоку, который бросал его, как щепку, из стороны в сторону, кандидат у него на плечах по-прежнему говорил без умолку, но было не вполне ясно, излагает ли он свою предвыборную программу или просто зовет на помощь; к тому же, насколько можно было понять, у него обнаружился соперник, и даже не один, ибо то тут, то там в беспорядочных вспышках света над толпой вдруг появлялась фигура то одного, то другого оратора, — бледный, со вскинутым кулаком, он произносил свою речь, сопровождаемую бурными возгласами одобрения.