Шолом-Алейхем - Тевье-молочник. Повести и рассказы

— Ша, но если так, чем они лучше других? Умирают они, значит, не хуже нас!

— Так-то оно так, умирать они умирают, но как умирают — вот в чем суть. Не в том дело, что умирают. Везде умирают одинаково — от смерти умирают. Главное в погребении, вот что! Во-первых, в Америке заведено, что каждый знает заранее, где он будет погребен. Еще при жизни человек отправляется на кладбище — там оно называется «сэмэтэрией» — сам выбирает себе место и торгуется до тех пор, пока не уладит дело с ценой. Потом он приезжает на сэмэтэрию с супругой и говорит ей; «Видишь, душа моя? Вот здесь будешь лежать ты, вот тут буду лежать я, а там будут лежать наши дети». После этого он идет в похоронное бюро и на далекое будущее (через сто двадцать лет!) заказывает себе похороны, какого класса ему захочется. Всего там, ни много ни мало, три класса: первый, второй и третий. Первый класс — для богачей, для миллионеров, стоимость похорон — тысяча долларов. Ничего не скажешь, это уж похороны так похороны! Солнце сияет, погода чудесная, погребальные носилки отделаны серебром и возвышаются на черном катафалке, лошади покрыты черными попонами и украшены белыми перьями. Реверенты — раввины, канторы, служки — тоже одеты в черное, только пуговицы белые, а карет следом видимо-невидимо! А дети из всех талмудтор идут впереди и протяжно во весь голос ноют: «Правда пойдет пред лицом господа и поставит на путь стопы свои…» Звуки их пения разносятся по всему городу! Шутка ли — тысяча долларов?!

Второй класс — тоже приличные похороны, стоят они пятьсот долларов, но это уже не то. Погода уже не так хороша, так сказать — ничего особенного. Погребальные носилки на черном катафалке, но уже без серебряной отделки. Лошади и реверенты одеты в черное, но уже нет перьев и белых пуговиц. Кареты следом движутся, однако их не так уж много. Дети только из нескольких талмудтор идут впереди и поют уже не так голосисто: «Правда пойдет пред лицом господа и поставит на путь стоны свои!» Поют они тоскливо, соответственно, конечно, пятистам долларам…

Третий класс — это уже совсем бедняцкие похороны, цена всего-навсего одна сотня. На улице прохладно, пасмурно. Погребальные носилки без катафалка. Лошадок всего две, реверента тоже два, карет — ни одной. Дети из одной только талмудторы идут впереди и, глотая слова, уже не поют, а попросту бубнят без всякой напевности:

«Правда пойдет пред лицом господа и поставит на путь стопы свои… Правда пойдет пред лицом господа и поставит на путь стопы свои».

Сонно, тихо, их едва слышно, — всего-то навсего только сотню долларов, можно ли желать большего за одну сотню?

— Да… Но скажи, Берл-Айзик, что же делать тому, у кого и этой сотни нет?

— Его дела весьма плачевны! Без денег везде плохо! Бедняку и на земле, что в земле!.. И тем не менее не заблуждайтесь! В Америке и последнего бедняка не оставляют непогребенным. Ему устраивают похороны без всякой платы, они ему и в цент не обходятся. Конечно, это очень грустные похороны. Никаких церемоний, о лошадях и реверентах и помину нет. На дворе слякоть, льет как из ведра. Приходят служки — только двое. С обеих сторон служки, а в середине — покойник, так втроем они и тащатся, бедняжки, пешком до самого кладбища… Без денег, слышите ли, лучше не родиться — поганый мир… А нет ли у кого из вас, евреи, лишней папиросы?

Петух (укр.).

Господин виноторговец! У тебя наилучшее венгерское. Такого вина не найти и в Будапеште! Ей-богу! (Смесь немецких, украинских и польских слов.)

Все равно (польск.).

Все равно (нем.).

На любых (польск.).

Чаю хочешь? (польск.).

Мердерзон — сын убийцы (еврейск.). Эрлихман — честный человек (еврейск.). Фрумхарц — благочестивая душа (еврейск.). Битерцвайг — горькая ветвь (еврейск.).

Честное слово (еврейск.).

Залог (еврейск.).

Мир (еврейск.).

Полный (еврейск.).

Хлеба (еврейск.).

Глаз (еврейск.).

Дорогой мой друг Исролик! (англ.).

Что (нем.).

Это (нем.).

Одно с другим (польск.).

Шолом-Алейхем (псевдоним Ш. Рабиновича, 1859–1916) начал писать с детских лет. «Страсть к писанию, как это ни странно, — говорит Шолом-Алейхем в своих автобиографических заметках, — началась у меня с красивого почерка… За красиво написанное задание отец давал… по грошу (первый гонорар). Я сшил себе тетрадь и красивыми буквами вывел в ней («сочинил») целый трактат по Библии и древнееврейской грамматике. Отец пришел в восторг от моего «произведения» и долго носил его у себя в кармане, показывая каждому встречному и поперечному, как прекрасно пишет его сын (было мне тогда лет десять)…»

Первый рассказ Шолом-Алейхема «Цвей штейнер» («Два камня») был опубликован в петербургской «Фолксблат» («Народная газета») в 1883 г. В продолжении последующих четырех лет он много писал. Среди его ранних художественных опытов были произведения, написанные и по-русски и на древнееврейском языке. «Мои писания, однако, в те времена, — подчеркивает Шолом-Алейхем, — были не более, чем забава». Начало «серьезного писания» он относил к весне 1887 г. Новеллами «Ди бесте ёрн» («Лучшие годы») и «Дос месерл» («Ножик») и одноактной пьесой «А доктер» («Доктор») открывается творческая биография выдающегося еврейского писателя.

Первое собрание сочинений Шолом-Алейхема в четырех томах было предпринято в 1903 г. варшавским издательством «Фолксбилдунг» («Народное просвещение») в связи с двадцатилетием литературной деятельности писателя.

Как бы подводя первые итоги, Шолом-Алейхем в письме от 27 апреля 1903 г. Л. Н. Толстому писал о себе: «Автор этих строк имеет честь не только принадлежать к… вечно гонимому, бесправному, презираемому, но по-своему великому народу, но и быть скромным выразителем его чувств, мыслей и идеалов. Короче — я еврейский народный бытописатель, пишущий на еврейском разговорном наречии, именуемом жаргоном, вот уже двадцать лет…»

Свое первое издание «народный бытописатель» тщательно готовил. Из большого числа рассказов и новелл он отобрал: «Первый выезд», «Ножик», «Счастье привалило!», «Химера», «Нынешние дети», «Скрипка» (I том), «Рассказы для детей» (II том), «Маленькие люди с маленьким кругозором» (III том) и роман «Стемпеню» (IV том).