Шолом-Алейхем - Тевье-молочник. Повести и рассказы

Касриловка. Реб Носон Корах… Богат как Крез… Ужасная свинья… Сын ученого Иойсеф-Ицхока… Ученая голова… Тургенев и Дарвин… Тихий омут… Ищет бедную сиротку… Красавицу из красавиц… Не хвор выслать на расходы… Не подмажешь, не поедешь…

Липовец. Сын богача Лейбуша Капоте… Заядлый хасид… Сдает экзамены за восемь классов… Живет в Одессе… Играет на скрипке и знает древнееврейский… Красавец…

Межбиж. Реб Шимшон-Шепсл Шимелиш… Вдовец… Имеет двух дочерей и три тысячи… Но должен прежде сам жениться… Хочет также девицу…

Немиров. Смицик Бернард Моисеевич… Из настоящих Смициков… Разведен… самостоятельный… Мастерски играет в преферанс… Вхож к начальству… Достоин девицы с пятью тысячами, либо разводки с десятью тысячами…

Смела. Переле Дама… Разводка с десятью тысячами… Требуется просвещенный комиссионер…

Игнатовка. Домовладелец реб Менде Лопата… Старик за семьдесят… Но держится крепко… Похоронил трех ясен… Хочет девицу…

Прилуки. Гимназист Фрайтик… Сын богача Михеля Фрайтика… Носит дома шапку… Не пишет по субботам… Хочет двадцать тысяч, ни копейки меньше… Сам дает половину этой суммы…

Царицын. Опись богача вдовца Фишера… Живет в Астрахани… Обещал два выигрышных билета первого займа… Кроме вознаграждения свату… Нужно написать еще раз… Просил выслать двадцать пять рублей на расходы… По крайней мере — марки…

Кременчуг. Просвещенный и заклятый сионист… Сотни комиссий… Умница… Шахматист… Талмуд — наизусть… Знаток… Говорун… Остряк… Прекрасный почерк… Слыхал, что он уже женился…

Радомысль. Внук реб Нафтоли Радомысльского… Приверженец Садагоры {84} … Сахарный завод… Золотое дно… Наполовину хасид, наполовину немец {85} — короткие пейсы и длинный сюртук… Знаток языков и Талмуда… Имеет дядю-миллионера и зачетную квитанцию {86} . Ищет красавицу из хорошей семьи, двести тысяч, рояль, порядочность, французский язык, парик, умение танцевать, набожность, барышню без кавалеров…

Шпола. Богач и мудрец Эля Чернобыльский… Живет в Егупце… Маклер по сахару и имениям… Компаньон знаменитого богача Бабишке… Единственная дочь… Хочет звездочку с неба… Знатока большего, чем доктор… Свободного от призыва… Красивого, как Иосиф Прекрасный {87} , умного, как Соломон Мудрый… Певца и музыканта на всех инструментах… Семью без пятнышка… Денег без счету… Все качества… Чуть ли не Бродского… Телеграфировал в Радомысль…

Томашполь. Пять девиц… Три красавицы и две — образины… И каждой — либо доктора с кабинетом и обстановкой, либо адвоката с практикой в Егупце… Писал много раз…

И вот сижу я в вагоне с узлом этого Лебельского, читаю еще и еще раз список женихов и невест и думаю: «Господи боже мой! Сколько профессий создал всевышний для своих евреев! Вот, к примеру, сватовство это самое. Что, казалось бы, может быть солиднее, приличнее, лучше и легче этого? Работы почти никакой! Нужно иметь только клепку в голове, уметь прикидывать, кто кому под стать. Например: Овруч имеет девицу-красавицу с четырьмя тысячами, желающую окончившего, а в Балте живет сионист, ученый, который окончил бухгалтерию и ищет в браке деньги, — чем не пара? Или, скажем, в Тальном сидит вдовец, который ищет вдову с торговлей. Отчего бы ему не потрудиться съездить в Хмельник к вдове Басе Флекл, которая ищет вдовца, хотя бы без денег, но обязательно ученого? Словом, дорогая моя, нужно только уметь строить комбинации. Если бы я родился шадхеном, я поставил бы это дело совсем по-другому. Я бы списался со всеми сватами на свете, собрал бы все их списки и засел бы сочетать, — предварительно, конечно, на бумаге, — этого жениха с этой невестой, ту невесту с тем женихом… А в каждом городе у меня был бы компаньон, — сколько городов, столько и компаньонов. А заработки делил бы по справедливости: половина — мне, половина — тебе. Возможно, что имело бы смысл открыть контору в Егупце или в Одессе, содержать людей, которые сидели бы, писали письма и посылали телеграммы, — а я сам ничего не делаю, сижу, составляю пары и строю комбинации».

Такого рода мысли и фантазии мелькают у меня в голове. Между тем приносит нелегкая в вагон какого-то пассажира, заросшего с головы до пят; тащит за собой мешок, сопит, как гусь, и обращается ко мне по-особому вежливо, совсем не так, как водится.

— Молодой человек! — говорит он. — Не будете ли вы так любезны потревожить свою особу и чуть потесниться, дабы такой человек, как я, к примеру, мог иметь честь примоститься на минутку рядышком с вами?

— Почему же нет? Пожалуйста! С удовольствием! — отвечаю я, освобождаю для него место и спрашиваю больше приличия ради: — Из каких будете мест?

— Откуда явился то есть? Из Кореца, — отвечает он. — Имя мое Ошер, а зовут меня реб Ошер-шадхен. Я уже, — говорит, — потихоньку да полегоньку, с божьей помощью, почти сорок лет этим делом занимаюсь.

— Вот как? — говорю я. — Значит, вы тоже сват?

— Итак, — отвечает он, — я должен толковать ваши слова в том смысле, что уж вы-то наверное сват. Значит, свой брат. В таком случае вам по закону полагается приветствие.

Так заявляет этот самый сват, сует мне огромную, мягкую, волосатую руку и спрашивает, тоже, очевидно, из вежливости:

— Ваше имя?

— Менахем-Мендл…

— Знакомое имя, — говорит он, — слыхал как-то, не помню где. Послушайте, — продолжает он, — реб Менахем-Мендл, что я вам скажу. Уж ежели стряслась такая беда, то есть я хочу сказать, уж ежели господь бог по мудрости своей великой так судил, чтобы мы, два свата, столкнулись в одном месте, то, может быть, возможно, чтобы мы тут же, сидя с вами в вагоне, что-нибудь наладили?

— А именно? — спрашиваю я. — Что бы мы могли наладить?

— Может быть, — говорит он, — у вас найдется охотник на хорошее вино в скверной посудине?

— А именно? Что вы называете хорошим вином в скверной посудине?

— Разрешите, — отвечает он. — Сейчас объясню, и тогда вам все станет ясно. Но… Вы должны вникнуть в это дело. У меня имеется в Ярмолинце товарец… Отборный, прямо-таки редкость… Зовут его реб Ицикл Ташрац. Что касается происхождения, то об этом и говорить не приходится. Дальше некуда! Мало того что он сам знатного рода, — она, жена его, еще более родовита, чем он. Беда только в том, что за свою родовитость этот Ташрац хочет получить наличными. Сколько бы он ни дал, ему хочется, чтобы другая сторона дала в два раза больше…

— Позвольте, — говорю я, — мне кажется, есть как раз то, что вам требуется.

Хватаюсь за свой узел, достаю памятную книжку Лейбе Лебельского, отыскиваю Ямполь и показываю:

— Вот он тот, кого вы ищете! Прочтите — увидите: «Мойше-Нисл Кимбак… Богач-выскочка… До зарезу хотят просватать… Сколько бы другая сторона ни дала, обязуется дать в два раза больше…» Как раз то, что вам нужно!