Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

Вѣтромъ отъ нихъ относило звонъ башенныхъ часовъ города, приходившихся съ подвѣтренной стороны; но колокола были и съ навѣтренной стороны, и они слышали, какъ пробило часъ, и два, и три. Но и безъ этого они видѣли по убыли воды, что ночь быстро проходила: темная, мокрая полоса берега все расширялась, и изъ рѣки, футъ за футомъ, выступали камни набережной.

По мѣрѣ того, какъ проходило время, ожиданіе становилось все утомительнѣе. Человѣкъ, котораго они искали, какъ будто зналъ, что ему готовилось, и принялъ свои мѣры. Быть можетъ, онъ распорядился такъ, чтобы спастись отъ погони, опередилъ ее часовъ на двѣнадцать. Честный человѣкъ, трудившійся въ потѣ лица, встревожился и началъ горько жаловаться на человѣчество, проявляющее низкую наклонность водить его за носъ, — его, облеченнаго величіемъ труда.

Лодка, подъ которою они сидѣли, была въ такомъ мѣстѣ, что они могли въ одно и то же время наблюдать за движеніемъ на рѣкѣ и за жилищемъ Гаффера. Въ домъ никто не входилъ и никто не выходилъ изъ него съ тѣхъ поръ, какъ дочери Гаффера послышалось, что ее окликнулъ отецъ. Никто не могъ въ него войти, не будучи ими замѣченъ.

— Въ пять часовъ совсѣмъ разсвѣтетъ, и тогда насъ могутъ увидѣть, — сказалъ инспекторъ.

— А я вамъ вотъ что скажу, джентльмены, — заговорилъ Райдергудъ, — онъ, можетъ быть, давно уже шныряетъ взадъ и впередъ по рѣкѣ и прячется между мостами.

— Ну такъ что жъ, если и такъ? — спросилъ всегда невозмутимый к осторожный инспекторъ.

— Онъ, можетъ быть, и теперь гдѣ-нибудь тамъ.

— Что же изъ этого?

— Моя лодка тутъ, на пристани, гдѣ и всѣ остальныя.

— Да говорите прямо, куда вы гнете, любезный, — проговорилъ все такъ же невозмутимо инспекторъ.

— Я говорю: не сѣсть ли мнѣ въ мою лодку да не посмотрѣть ли, что онъ тамъ дѣлаетъ? Я знаю всѣ мѣста, гдѣ онъ плаваетъ, всѣ уголки, куда онъ заходитъ. Я знаю, гдѣ онъ бываетъ въ то или другое время прилива и отлива. Я не даромъ былъ ему близкимъ товарищемъ. Вамъ незачѣмъ показываться: вы не выходите отсюда. Лодку я и одинъ спущу на воду: подмоги мнѣ не надо. А что меня увидятъ, такъ это не бѣда: я бываю на берегу во всякое время.

— Отъ васъ можно было бы, пожалуй, услышать что-нибудь и похуже, — сказалъ инспекторъ, подумавъ. — Ну отправляйтесь, попробуйте.

— Постойте минутку. Надо условиться. Когда мы мнѣ понадобитесь, я подплыву къ Товарищамъ и свисну.

— Если мнѣ будетъ дозволено сдѣлать замѣчаніе моему досточтимому и доблестному другу, въ мореходныхъ познаніяхъ котораго я не смѣю сомнѣваться, — заговорилъ Юджинъ, лѣниво растягивая слова, — то я скажу, что подать знакъ свисткомъ, значило бы объявить во всеуслышаніе о существованіи какой-то тайны и породить догадки. Надѣюсь, мой досточтимый и доблестный другъ извинитъ меня, какъ независимаго члена палаты, за это замѣчаніе, которое я долженъ былъ сдѣлать по своимъ обязанностямъ представителя народа въ парламентѣ и сына своего отечества.

— Это кто говоритъ — другой почтеннѣйшій или законникъ Ляйтвудъ? — спросилъ Райдергудъ, такъ какъ они вели разговоръ, пригнувшись подъ лодкой и не видя другъ друга.

— На этотъ вопросъ, предложенный моимъ досточтимымъ и доблестнымъ другомъ, — отозвался Юджинъ, лежавшій на спинѣ, прикрывъ лицо шляпой, что онъ, повидимому, считалъ самою удобной для наблюденія позой, — на этотъ вопросъ я, не затрудняясь, отвѣчу (ибо это не противно принципамъ общественной дѣятельности), что высказанное сейчасъ замѣчаніе принадлежитъ другому почтеннѣйшему.

— Такъ вотъ что, почтеннѣйшій. Каковы у васъ глаза? Вы хорошо видите вдаль? спросилъ Райдергудъ.

— Хорошо.

— Въ такомъ случаѣ я остановлюсь подлѣ Товарищей, и свистать не понадобится. Когда вы тамъ увидите пятно въ темнотѣ, то знайте, что это я, и выйдите ко мнѣ на пристань. Понимаете?

— Понимаемъ.

— Такъ прощайте.

Онъ вылѣзъ изъ подъ лодки и, борясь съ вѣтромъ, свирѣпо дувшимъ съ боку, направился къ своей лодкѣ. Черезъ нѣсколько минутъ онъ спустилъ ее на воду и поплылъ вверхъ по рѣкѣ, мимо того мѣста, гдѣ они сидѣли.

Юджинъ приподнялся на локтѣ и сквозь тьму посмотрѣлъ ему вслѣдъ.

— Я очень бы желалъ, чтобъ лодка моего досточтимаго друга преисполнилась филантропическихъ чувствъ и, опрокинувшись, утопила его, — пробормоталъ онъ себѣ въ шляпу, укладываясь въ прежнюю позу. — Мортимеръ!

— Что скажетъ мой досточтимый другъ?

— Три кражи со взломомъ, два подлога и убійство съ цѣлью грабежа.

Несмотря, однакоже, на преступленія, тяготившія совѣсть Юджина, онъ испытывалъ нѣкоторое облегченіе отъ перемѣны, происшедшей въ обстоятельствахъ дѣла. То же чувствовали и оба его компаніона. Эта перемѣна какъ будто радовала ихъ. Томительная неизвѣстность какъ бы заключила съ ними новый контрактъ и начиналась сызнова съ другого, недавняго срока. Имъ предстояло теперь караулить еще кое-что. Всѣ трое принялись смотрѣть и вслушиваться съ удвоеннымъ вниманіемъ, менѣе подавляемые тягостнымъ вліяніемъ мѣста и времени.

Прошло болѣе часу. Они уже начинали дремать, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ увидѣлъ Райдергуда въ лодкѣ на условленномъ мѣстѣ. При этомъ каждый изъ троихъ увѣрялъ, что и не думалъ дремать и первый увидалъ лодку. Они встали и направились къ ней. Райдергудъ тоже замѣтилъ ихъ, причалилъ къ пристани и сталъ такимъ образомъ, что они могли шепотомъ разговаривать съ нимъ почти подъ самымъ носомъ Шести Веселыхъ Товарищей, спавшихъ крѣпкимъ сномъ.

— Хоть убей, ничего понять не могу! — проговорилъ Райдергудъ, глядя на нихъ во всѣ глаза.

— Въ чемъ дѣло? Видѣли вы его?

— Нѣтъ.

— Что же такое вы видѣли? — спросилъ Ляйтвудъ, потому что Райдергудъ продолжалъ пялить глаза самымъ непонятнымъ образомъ.

— Я видѣлъ его лодку.

— Не пустую, надѣюсь?

— Нѣтъ, пустую. Мало того: не у берега, а плаваетъ по водѣ. Одного весла нѣтъ, а другое зажалось въ уключинѣ и переломилось. Мало того: водой затянуло лодку между двумя рядами барокъ. Но и этого мало: онъ опять съ уловомъ, — клянусь Георгіемъ, — опять!

Въ ту мертвую, холодную пору перелома сутокъ, когда жизненная сила благороднѣйшихъ тварей надаегь до низшаго своего уровня, каждый изъ троихъ сыщиковъ на берегу въ недоумѣніи глядѣлъ на блѣдныя лица двухъ другихъ и на блѣдное лицо Райдергуда въ его лодкѣ.

— Гафферова лодка, Гафферу опять удача, а Гаффера нѣтъ какъ нѣтъ! — такъ говорилъ честный Райдергудъ, безутѣшно озираясь.

Какъ будто сговорившись, всѣ четверо обратили глаза на огонекъ, свѣтившійся въ окнѣ: онъ слабо мерцалъ. Быть можетъ, огонь, какъ и питаемая имъ животная и растительная жизнь, наиболѣе приближается къ смерти въ тотъ часъ, когда ночь ужъ проходитъ, а день еще не народился.