Кнут Гамсун - Круг замкнулся

Год шел на убыль, отшумела ярмарка. «Воробей» совершал свои рейсы, а команда получала на руки еще и капитанское жалованье, делила его и на том наживалась. Про запрет теперь и речи не было. Миновало осеннее равноденствие, погода ухудшилась, ветер, дождь, дорога мимо маяка, но «Воробей» знай себе ходил, и про запрет никто больше не думал.

Но тут как раз оно и случилось. Кто стоит, пусть сам позаботится, как бы ему не упасть, верно, подумал про себя Господь Бог и допустил, чтобы кое-что случилось. А виной всему был Алекс, этот тщеславный павлин.

Алекс с каждым днем становился все более нарядным, начищенным и выбритым. Он расхаживал при белом воротничке, выпустил золотую цепь поверх жилета, на остановках, когда люди на него глядели, он любил ошиваться в рубке, где лежали карты и прочие бумаги, и напускал на себя такой вид, будто он куда важней, чем двое остальных. Долго так продолжаться не могло, это злило команду. Ну ладно, Алекс и впрямь был красивый парень и не вредный, но своим поведением он вызывал гнев и зависть. Пришла на пароход инженерша, жена прежнего управляющего на лесопильне, — короче, она пришла, а Алекс, этот проныра, очень даже хорошо ее знал, и разрешил ей поехать бесплатно, и уединился с ней в каюте, и ничего не боялся. Остальные двое тоже под каким-то предлогом наведались к ней и спросили, все ли в порядке и не дует ли из иллюминатора, но им это не помогло, где уж там. И снова это вызвало гнев и зависть.

А потом разразилась катастрофа из-за форменной фуражки.

С тех пор как штурман Грегерсен умер в больнице, прошло немало времени, прежде чем на корабль пришла его родня за оставшимися вещами. Среди вещей была форменная куртка и форменная фуражка, и Алекс долго, ну до того долго поглядывал на эти сокровища, что в один прекрасный день взял фуражку и заявился в ней на люди, хотя погода была неподходящая.

— Это еще что за фокусы?! — в один голос вскричали Северин и Леонарт.

Алекс отвечал, что, когда он продает билеты, без фуражки ему не обойтись.

Напарники просто слов не находили, чтобы выразить свое возмущение, они готовы были оплевать его, высморкаться и вытереть пальцы об его одежду, но Алексу как раз надо было стоять вахту, и он спасся от них бегством на капитанский мостик.

Он прекрасно понимал, что шикарно выглядит в форменной фуражке и прочем капитанском убранстве. И будь он хоть чуточку умней, то почтительно склонил бы голову и скрылся бы с глаз подальше вместе со своей фуражкой, покуда не уляжется гнев напарников. Но Алекс не был умен. Напротив, он пыжился и поглядывал на себя в оконное стекло, да еще вздумал надеть фуражку набекрень. Это ж надо: набекрень! Совсем парень спятил! Северин и Леонарт усмотрели в этом пустое бахвальство и желание выглядеть словно какой-нибудь буржуа. А сам-то даже и не матрос, говорили они друг другу, какой-то работяга с лесопильни, бывший плотовщик. Сейчас мы ему покажем!

Они поднялись к нему на мостик и выложили свои соображения. Алекс упорствовал в своей дурости и не желал признавать никаких резонов. Северин сказал, что если уж кто из них и имеет право носить форменную фуражку, то это он, Северин; он самый старший здесь на борту и поставлен шефом над всеми.

— А ты билеты выдавать не умеешь, — сказал Алекс.

— Сам-то ты что умеешь, подсобник с обанкротившейся лесопильни, а мы оба, хоть Леонарт, хоть я, — настоящие моряки, мы ходили по большим морям, крыса ты сухопутная.

— Зато я пролетарий, — бахвалился Алекс.

Так они ни к чему и не пришли. Алекс уперся ногами в мостик, а фуражка у него все так и была набекрень.

Он и к следующей остановке по-прежнему стоял на капитанском мостике, предоставив другим таскать молочные бидоны. Внизу на пристани скопилось много людей, и Алекс выставлялся перед ними, достал носовой платок, протер фуражку изнутри и снова надел ее набекрень. Молоденькая девушка стояла на пристани и во все глаза глядела на него. Красавчик Алекс натурально не мог удержаться и кивнул ей, счастливица кивнула в ответ и назвала его капитаном:

— Добрый день, капитан.

Северин все это слышал.

Они отчалили и пошли дальше. Фарватер возле маяка стал неспокойный, волны бурлили вокруг подводных шхер, и «Воробья» здорово покачивало. Северин опять поднялся на капитанский мостик с разводным ключом в руке. Вид у него был мрачный.

— Я слышал, ты у нас капитаном заделался, — сказал он, протягивая руку за фуражкой.

Но без всякого успеха.

Он сделал еще один выпад.

— Не тронь фуражку! — завопил Алекс, но тут уж Северин рассвирепел окончательно и пустил в ход разводной ключ. Алекс залился кровью. Они стонали, они обзывали друг друга самыми нехорошими словами, они пихались и размахивали руками. Алекс глянул по сторонам, он был не прочь схватить какой-нибудь напильник, но ничего, даже перышка под рукой не оказалось. Вдруг он выпустил рулевое колесо, рванулся вперед и ударил Северина головой под дых. В ту же секунду корабль дал сильный крен, мостик ушел у него из-под ног, он упал и увлек Северина за собой. Счастье еще, что они не перелетели через борт. Но об этом они даже и не тревожились, у них были другие заботы: кататься по мостику и лупить друг друга.

А «Воробей» шел сам по себе. Да и то сказать, воробышек ты мой, нет в тебе болезненной мечтательности, ты сумел не потерять головы, ты идешь по своему маршруту, который отложился в твоей памяти. Я вполне полагаюсь на тебя, ты и сам можешь найти дорогу домой. Но море-то неспокойное, и руль застыл неподвижно, и никто не смог бы подвигнуть молоковоз на чудесные свершения, поэтому он передумал и начал показывать норов. Те двое все дрались, поднимались на колени, снова падали, сбитые с ног, теперь Алекс вооружился напильником и вовсю его использовал, оба заливались кровью, но не замечали этого, они лишились зубов, они поочередно издавали стоны и вопли.

Наконец Леонарт, стоявший внизу на палубе, заметил, что «Воробей» совершает какие-то дикие прыжки, потом вдруг бросается в сторону, что на него совсем не похоже. Он взбежал по трапу, хотел поглядеть. Черт подери! — только и сказал он, а больше ничего не сказал.

«Воробей» тем временем пустился во все тяжкие — и если он не сидел на корме, то, уж верно, всем корпусом летел по воздуху. Последняя из подводных шхер лежала всего в нескольких саженях от носа корабля, похоже было, что корабль и сам ее углядел, а углядев, не одобрил, не пожелал считаться с ней и решил пойти на таран. Леонарт чуть с ума не сошел. Он прекрасно знал, что шхера должна быть по левому борту, между тем она вдруг оказалась справа. Когда он наконец схватился за колесо, пытаясь выправить курс, было уже слишком поздно, он только усугубил катастрофу. «Воробей» ударил в шхеру, а шхера, та не позволила себя протаранить, о нет, она оказала сопротивление, и очень серьезное сопротивление, она приняла «Воробья» на свой хребет и опрокинула его.