Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

Вскоре водворилось совершеннейшее согласие во всей компании. Мистер Смангль для общего назидания принялся рассказывать о различных романтических приключениях, случавшихся с ним в разное время на широкой дороге разгульной жизни. Всего интереснее были анекдоты об одной благовоспитанной лошади и великолепной еврейке чудной красоты, за которой ухаживали самые модные денди из всех «трех королевств».

Задолго до окончания этих извлечений из джентльменской биографии, мистер Мивинс повалился на свою постель и захрапел. Робкий незнакомец и мистер Пикквик остались одни в полном распоряжении мистера Смангля.

Однако ж и эти два джентльмена в скором времени утратили способность восхищаться трогательными местами неутомимого поветствователя. Мистер Пикквик, погруженный в сладкую дремоту, очнулся на минуту, когда пьяный джентльмен затянул опять комическую песню, за что получил в награду стакан холодной воды, вылитый ему за галстук рукой Смангля, в доказательство того, что публика не намерена более слушать этого концерта. Затем мистер Пикквик уже окончательно растянулся на постели, и в душе его осталось весьма смутное сознание, что мистер Смангль начал новый и длинный рассказ, кажется, о том, каким образом однажды удалось ему «настрочить» фальшивый вексель и «поддедюлить» какого-то джентльмена.

Когда мистер Пикквик открыл поутру глаза, первым предметом, поразившим его внимание, был Самуэль Уэллер. Он сидел в созерцательном положении на маленьком черном чемодане, и глаза его неподвижно были устремлены на величавую фигуру мистера Смангля, тогда как сам мистер Смангль, уже одетый, приглаженный и причесанный, сидел на своей постели и употреблял, по-видимому, безнадежные усилия привести мистера Уэллера в смущение своим строгим взором. Говорим — безнадежные , потому что пытливый взгляд Самуэля одновременно обнимал и фуражку мистера Смангля, и ноги его, и голову, и лицо, и бакенбарды. Оказывалось по всем признакам, что это наблюдение доставляло ему живейшее наслаждение, без всякого, впрочем, отношения к личным ощущениям наблюдаемого предмета. Он смотрел на Смангля таким образом, как будто этот джентльмен был деревянной статуей или чучелом, набитым соломой вроде туловища Гая Фокса.

— Ну, что? Узнаете вы меня? — спросил, наконец, мистер Смангль, сердито нахмурив брови.

— Да, сэр, теперь я мог бы угадать вас из тысячи мильонов, — весело отвечал Самуэль. — Молодец вы хоть куда, нечего сказать.

— Вы не должны позволять себе дерзкого обращения с джентльменом, сэр, — сказал мистер Смангль.

— Ни-ни, ни под каким видом, — отвечал Самуэль. — Вот погодите, только он встанет, я покажу вам, сэр, образчики самого галантерейного обращения.

Это замечание в высокой степени раздражило мистера Смангля, так как было очевидно, что Самуэль не считает его джентльменом.

— Мивинс! — закричал мистер Смангль.

— Что там у вас? — промычал этот джентльмен из своей койки.

— Что это за дьявол сидит здесь?

— A мне почем знать? — сказал мистер Мивинс, лениво выглядывая из-под одеяла. — К тебе, что ль, он пришел?

— Нет, — отвечал мистер Смангль.

— Ну так столкни его с лестницы взашей, и пусть он лежит, пока я встану, — отвечал мистер Мивинс. — Я приколочу его: вели только ему подождать меня.

И с этими словами мистер Мивинс поспешил опять закутаться в одеяло.

Мистер Пикквик, до сих пор безмолвный свидетель этой сцены, решился сам начать речь, чтобы отстранить всякий повод к дальнейшей ссоре.

— Самуэль! — сказал мистер Пикквик.

— Что прикажете?

— Не случилось ли чего нового прошлой ночью?

— Ничего, кажется, — отвечал Самуэль, бросив взгляд на бакенбарды мистера Смангля; — воздух был спертый и душный, и от этого, говорят, начинает разрастаться скверная трава возмутительного и кровожадного сорта. А впрочем, все было спокойно, сэр.

— Я встану, Самуэль, — сказал мистер Пикквик, — дайте мне одеться.

Мрачные мысли мистера Смангля и враждебные его намерения в отношении к верному слуге мигом испарились, когда мистер Уэллер принялся развязывать чемодан своего господина. При одном взгляде на прекрасные и дорогие вещи, уложенные в чемодан, мистер Смангль получил самое благосклонное мнение не только о мистере Пикквике, но и о Самуэле. Твердым, ясным и звучным голосом он, не задумавшись, объявил во всеуслышание, что мистер Уэллер — самый благовоспитанный оригинал, принадлежащий к превосходной породе людей, которых он способен полюбить всем своим сердцем и всей душою. Что ж касается мистера Пикквика, то привязанность, какую почувствовал к нему мистер Смангль, не имела никаких пределов.

— Теперь, почтеннейший, благоволите сказать, не могу ли я сослужить для вас какую-нибудь службу? — спросил мистер Смангль. — Что я могу для вас сделать?

— Ничего, покамест, очень вам благодарен, — сказал мистер Пикквик.

— Не накопилось ли у вас белья для стирки? Я готов рекомендовать вам чудеснейшую прачку, которая приходит за моими вещами два раза в неделю, и — вообразите, какое дьявольское счастье! — сегодня именно она должна прийти. Не угодно ли, я заверну ваши вещицы с моим бельем?

— Нет, не беспокойтесь, — отвечал мистер Пикквик.

— Помилуйте, что тут за беспокойство! Если порядочный джентльмен не будет, по мере возможности и сил, помогать своему ближнему в годину бедствия и скорби, то, скажите на милость, что ж такое будет значить человеческая природа?

Говоря таким образом, мистер Смангль придвинулся к чемодану на самое близкое расстояние и бросил вокруг себя лучезарные взоры самой пламенной и бескорыстной дружбы.

— Не прикажете ли, почтеннейший, почистить немного ваши фраки? — продолжал мистер Смангль. — Я позову слугу.

— Благодарим за ласку, любезнейший, — возразил Самуэль, отвечая за своего господина. — Если мы сами станем себя чистить, не беспокоя слугу, то это всем доставит удовольствие, как выразился однажды школьный учитель, когда молодые джентльмены не изъявили желания быть высеченными слугой.

— Ну-с, а насчет белья-то? Не хотите ли я положу ваши рубашки в свою корзинку для отправления к прачке? — сказал Смангль, отворачиваясь от Самуэля к мистеру Пикквику с беспокойным видом.

— Нет, уж не хлопочите лучше, — возразил Самуэль, — ваша корзинка, думать надобно, битком набита и без нашего белья.

Этот ответ сопровождался чрезвычайно выразительным и даже инквизиторским взглядом на ту особенную часть в костюме мистера Смангля, которая обыкновенно служит свидетельством в искусстве прачки управлять джентльменским бельем. Озадаченный и смущенный мистер Смангль отступил от чемодана и принужден был, по крайней мере, на этот раз, отказаться от своих видов на кошелек и гардероб нового арестанта. Скрепя сердце он махнул рукой и спустился в буфет, где, за отсутствием других лакомств, позавтракал двумя сигарами, купленными накануне за счет мистера Пикквика.