Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

Изумление на лице мистера Пикквика обнаружилось в обширнейших размерах.

— Мне казалось, — продолжал мистер Винкель, — что Самуэль не откажется поехать со мною; но уж теперь, конечно, нечего об этом думать, когда он сидит здесь арестантом. Я поеду один.

Когда мистер Винкель произносил эти слова, мистер Пикквик почувствовал с некоторым изумлением, что пальцы Самуэля задрожали на его полусапожках, как будто он был озадачен неожиданной вестью. Самуэль взглянул также на мистера Винкеля, когда тот кончил свою речь, и они обменялись выразительными взглядами, из чего мистер Пикквик весьма справедливо заключил, что они понимают друг друга.

— Не знаете ли вы чего-нибудь, Самуэль? — спросил мистер Пикквик.

— Нет, сэр, ничего не знаю, — отвечал мистер Уэллер, принимаясь застегивать остальные пуговицы с необыкновенной поспешностью.

— Правду ли вы говорите, Самуэль?

— Чистейшую, сэр, — ничего я не знаю, и не слышал ничего вплоть до настоящей минуты. Если в голове у меня и вертятся какие-нибудь догадки, — прибавил Самуэль, взглянув на мистера Винкеля, — я не вправе высказывать их из опасения соврать чепуху.

— Ну, и я не вправе предлагать дальнейшие расспросы относительно частных дел своего друга, как бы он ни был близок к моему сердцу, — сказал мистер Пикквик после кратковременной паузы, — довольно заметить с моей стороны, что я тут ровно ничего не понимаю. Стало быть, нечего и толковать об этом.

Выразившись таким образом, мистер Пикквик свел речь на другие предметы, и мистер Винкель постепенно начал приходить в спокойное и ровное состояние духа, хотя не было на его лице ни малейших признаков беззаботного веселья. Друзьям представилось слишком много предметов для разговора, и утренние часы пролетели для них незаметно. В три часа мистер Уэллер принес ногу жареной баранины, огромный пирог с дичью и несколько разнообразных блюд из произведений растительного царства, со включением трех или четырех кружек крепкого портера — все это было расставлено на стульях, на софе, на окнах, и каждый принялся насыщать себя, где кто стоял. Но, несмотря на такой беспорядок и на то, что все эти кушанья были приготовлены в тюремной кухне, друзья произнесли единодушный приговор, что обед был превосходный.

После обеда принесли две или три бутылки отличного вина, за которым мистер Пикквик нарочно посылал в один из лучших погребов. К вечеру, перед чаем, эта порция повторилась, и когда, наконец, очередь дошла до последней, то есть шестой бутылки, в средней галерее раздался звонок, приглашавший посторонних посетителей к выходу из тюрьмы.

Поведение мистера Винкеля, загадочное в утреннее время, приняло теперь совершенно торжественный характер, когда, наконец, он, под влиянием виноградного напитка, приготовился окончательно проститься со своим почтенным другом. Когда мистер Топман и мистер Снодграс вышли из комнаты и начали спускаться с первых ступеней лестницы, мистер Винкель остановился на пороге перед глазами мистера Пикквика и принялся пожимать его руку с неописуемым волнением, в котором проглядывала какая-то глубокая и могущественная решимость.

— Прощайте, почтенный друг, — сказал мистер Винкель со слезами на глазах.

— Благослови тебя бог, мой милый! — отвечал растроганный мистер Пикквик, с чувством пожимая руку своего молодого друга.

— Эй! Что ж ты? — закричал мистер Топман с лестничной ступени.

— Сейчас, сейчас, — отвечал мистер Винкель.

— Прощайте, почтенный друг!

— Прощай, мой милый! — сказал мистер Пикквик.

Затем следовало еще «прощай», еще и еще, и когда этот комплимент повторен был около дюжины раз, мистер Винкель отчаянно уцепился за руку своего почтенного друга и принялся смотреть на его изумленное лицо с каким-то странным выражением отчаяния и скорби.

— Ты хочешь сказать что-нибудь, мой милый? — спросил наконец мистер Пикквик, утомленный этим нежным церемониалом.

— Нет, почтенный друг, нет, нет, — сказал мистер Винкель.

— Ну, так прощай, спокойной тебе ночи, — сказал мистер Пикквик, тщетно покушаясь высвободить свою руку.

— Друг мой, почтенный мой утешитель, — бормотал мистер Винкель, пожимая с отчаянной энергией руку великого человека, — не судите обо мне слишком строго, бога ради, не судите, и если вдруг услышите, что я доведен был до какой-нибудь крайности всеми этими безнадежными препятствиями, то я… я…

— Что ж ты еще? — сказал мистер Топман, появляясь в эту минуту на пороге комнаты мистера Пикквика. — Идешь или нет? Ведь нас запрут.

— Иду, иду, — отвечал мистер Винкель.

И, еще раз пожав руку мистера Пикквика, он вышел наконец из дверей.

В ту пору как великий человек смотрел с безмолвным изумлением за своими удаляющимися друзьями, Самуэль Уэллер побежал за ними вдогонку и шепнул что-то на ухо мистеру Винкелю.

— О, без сомнения, в этом уж вы можете положиться на меня, — сказал громко мистер Винкель.

— Благодарю вас, сэр. Так вы не забудете, сэр? — проговорил Самуэль.

— Нет, нет, не забуду, — отвечал мистер Винкель.

— Желаю вам всякого успеха, сэр, — сказал Самуэль, дотрагиваясь до своей шляпы. — Я бы с величайшим удовольствием готов был ехать с вами, сэр; но ведь, извольте сами рассудить, старшина без меня совсем пропадет.

— Да, да, вы очень хорошо сделали, что остались здесь, — сказал мистер Винкель.

И с этими словами пикквикисты окончательно скрылись из глаз великого человека.

— Странно, очень странно, — сказал Пикквик, возвращаясь назад в свою комнату и усаживаясь в задумчивой позе на софе перед круглым столом. — Что бы такое могло быть на уме у этого молодого человека?

И он сидел в этом положении до той поры, пока, наконец, не раздался за дверью голос Рокера, тюремщика, который спрашивал, можно ли ему войти.

— Прошу покорно, — сказал мистер Пикквик.

— Я принес вам, сэр, новую мягкую подушку вместо старого изголовья, на котором вы изволили почивать прошлую ночь, — сказал мистер Рокер.

— Благодарю вас, благодарю, — отвечал мистер Пикквик. — Не угодно ли рюмку вина?

— Вы очень добры, сэр, — сказал мистер Рокер, принимая поданную рюмку. — Ваше здоровье, сэр!

— Покорно вас благодарю, — сказал мистер Пикквик.

— A я пришел доложить вам, почтеннейший, что хозяин-то ваш ужасно захворал со вчерашней ночи, — сказал мистер Рокер, поставив на стол опорожненную рюмку.

— Как! Захворал тот арестант, что переведен сюда из высшего апелляционного суда? — воскликнул мистер Пикквик.

— Да-с, только уж, я полагаю, почтеннейший, что ему недолго быть арестантом, — отвечал мистер Рокер, повертывая в руках тулью своей шляпы таким образом, чтоб собеседник его удобно мог прочесть имя ее мастера.