Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Ни-ни! Ни под каким видом! — с нетерпением возразил мистер Пикквик. — Прыгайте на свое место, Самуэль.

— Ну, это не к добру, — бормотал Самуэль, отходя от своего господина, — старшина, должно быть, повихнулся порядком, иначе он никогда бы не пропустил мимо ушей этого казусного дела. Эта тяжба с замысловатой бабой, черт бы ее побрал, чуть ли не испортила вконец его умную главизну.

Мистер Уэллер с важностью покачал головой и, взобравшись на свое место, не проговорил ни одного слова до тех пор, пока дилижанс не подъехал, наконец, к шоссейной заставе около Кенсингтона. Это служит доказательством, что верный слуга принял слишком к сердцу необыкновенное состояние духа, которое он заметил в своем добром господине.

В продолжение самого путешествия не случилось достопримечательных событий. Мистер Даулер рассказывал разнообразные более или менее интересные анекдоты, которые все без исключения служили доказательством его личного мужества и храбрости, и миссис Даулер неизменно подтверждала и усиливала показания своего супруга. Случалось, в рассказе, с намерением или без намерения, были опускаемы многие весьма характерные подробности, и миссис Даулер, помогая памяти своего мужа, воспроизводила их с такой точностью, из которой оказывалось совершенно очевидным, что мистер Даулер — джентльмен удивительный, редкий и заслуживающий уважения всех честных людей. Мистер Пикквик и мистер Винкель слушали с напряженным вниманием все эти рассказы и в промежутках вели вдохновенный разговор с миссис Даулер, которая, со своей стороны, была весьма приятная и даже очаровательная особа. В этой интересной беседе незаметно пролетело время для всех пассажиров внутри экипажа, и они были как нельзя больше довольны обществом друг друга.

Наружные пассажиры теперь, как и всегда, вели себя чинно и спокойно. Они были очень веселы и разговорчивы при начале каждой станции, задумчивы и сонливы по дороге и потом опять деятельны и шумны, когда экипаж подъезжал к станционному дому. Один юноша в резинковом пальто курил сигару целый день; другой юноша в длиннополом сюртуке, выкуривший около десяти сигар, почувствовал дурноту в голове и совсем перестал курить, выбросив на дорогу зажигательные спички. Был еще молодой человек, обнаруживший редкие познания в лошадиных породах, и был еще старичок, оказавшийся знатоком сельского хозяйства. Дилижанс катился без всяких приключений по гладкому шоссе, останавливаясь на несколько минут в гостиницах, где пассажиры могли иметь очень вкусный обед за полкроны.

Путешествие окончилось в тот же день к семи часам вечера. Мистер Пикквик и его друзья, мистер Даулер со своей супругой удалились в свои номера, нанятые в гостинице «Белого оленя», что в Бате, напротив заведения минеральных вод, где служители своим костюмом напоминают учеников Вестминстерской школы.

Поутру на другой день, лишь только друзья наши окончили свой завтрак, трактирный слуга принес им карточку от мистера Даулера, просившего позволения отрекомендовать им одного из своих друзей. Вслед за карточкой вошел сам мистер Даулер и с ним — его друг.

Это был очаровательный молодой человек лет пятидесяти, никак не больше, в светло-синем фраке с блестящими пуговицами, в черных панталонах из тончайшего сукна и светлейших сапогах из тончайшей кожи. Золотой лорнет на широкой черной ленте служил изящным украшением его юношеской груди; золотая табакерка порхала чудным образом в его левой руке; бесчисленные золотые кольца сверкали искрометным блеском на всех пальцах, и огромная брильянтовая булавка сияла великолепно на его батистовой рубашке. Кашмировый жилет его украшался золотыми часами и длинной золотой цепью с огромными золотыми печатями; в правой руке его была гибкая трость с огромным золотым набалдашником. Белье на нем было белее снега, парик чернее сажи и локоны мягче пуха. Его табак благоухал амброй, и сам он с ног до головы был вспрыснут благородной эссенцией из bouquet du roi. Черты его лица были стянуты в беспрестанную улыбку, и зубы его были расположены в таком безупречном порядке, что даже в близком расстоянии никак нельзя было отличить фальшивые от настоящих.

— Мистер Пикквик, — сказал Даулер, — мой друг, Анджело Кир Бентам, эсквайр, церемониймейстер; Бентам, мистер Пикквик. Познакомьтесь.

— Пожаловали к нам в Ба-ат, сэр… Лестное при-обре-тение для здешнего общества. Все будут вам рады в Ба-ате, сэр. Давненько, сэр, очень давно, мистер Пикквик, вы не изволили у нас быть на водах. Целый век, мистер Пикквик. Замечательно!

Таковы были выражения, какими Анджело Кир Бентам, эсквайр и церемониймейстер, сопровождал пожатие руки мистера Пикквика, при чем он беспрестанно кланялся и пожимал плечами, как будто ему не хотелось расстаться с этой драгоценной рукой.

— Конечно, вы правы, сэр, — сказал мистер Пикквик, — слишком много времени прошло с той поры, как я должен был пить воды, потому что, сколько могу припомнить, я никогда еще не имел удовольствия быть в этом месте.

— Никогда не были в Ба-ате! — воскликнул церемониймейстер, выпуская с изумлением руку мистера Пикквика. — Никогда не были… Хи, хи, хи! Вы шутник, мистер Пикквик, вы забавник, сэр. Недурно, недурно. Хорошо, хорошо. Хи, хи, хи! Замечательно!

— К стыду своему я должен признаться, сэр, что я вовсе не шучу, — отвечал мистер Пикквик. — Я действительно никогда не был в Бате до этого времени.

— О, я вижу, — воскликнул церемониймейстер, делая самую веселую мину, — да, да… хорошо, хорошо — все лучше и лучше. Вы принадлежите к числу джентльменов, о которых мы слыхали. Да, мы знаем вас, мистер Пикквик; мы знаем вас, сэр.

«Проклятые газеты, вероятно, уже сообщили о подробностях моего процесса, — подумал мистер Пикквик… — Здесь все обо мне знают».

— Ведь вы живете в Клефем-Грине, — продолжал Бентам: — вы имели несчастье простудиться после неумеренного употребления портвейна… у вас отнялись руки и ноги… вы не могли пройтись по комнате… выписали отсюда стоградусной воды, привезенной к вам в город целой фурой… выкупались, отчихались и снова получили правильное употребление своих членов. Случай весьма замечательный.

Не отвергая замечательности случая, мистер Пикквик должен был, однако ж, с благородной откровенностью изъяснить, что чудесное исцеление не имеет к нему никакого отношения. Затем, после минутного молчания, он представил церемониймейстеру своих друзей, мистера Топмана, мистера Винкеля и мистера Снодграса. Церемониймейстер был в восторге от всех вообще и каждого порознь.

— Бентам, — сказал мистер Даулер, — мистер Пикквик и его друзья — чужие в этом городе. Им надобно вписать свои имена. Где ваша книга?