Василий Смирнов - Открытие мира (Весь роман в одной книге)

За гумнами ребятам преградил путь Гремец. В крутых берегах, заросших мелким ольшаником, ручей неслышно струился по камням, на открытых местах еле пробивался сквозь густую, острую, как ножи, осоку и вовсе пересыхал, чтобы нежданно разлиться бочагом темной стоячей воды.

— Давайте, братцы, искупаемся? — предложил Яшка Петух.

Не дожидаясь согласия, он помчался к Баруздиному омуту, снимая на бегу жилет и штаны. Смуглое голое тело его распласталось в воздухе ласточкой и полетело с обрыва вниз. Тотчас радуга полыхнула над омутом. Следом за Яшкой, к Шуркиному неудовольствию, нырнула в воду, как плотичка, Катька. Он подождал Анку и на ее глазах молодецки, камнем упал в омут. Поскакали лягушками Аладьины ребята. Боязливо по колени вошла в воду Анка, ее так и передернуло.

— Холодну — ущая!

— А ты окунись — сразу будет вода теплая, — посоветовал Шурка, заплывая на середину омута.

Анка так и сделала: присела в воду, повизжала и стала плавать понизу, ползая на мелком месте по песочку на руках и молотя ногами, — плавать поверху она еще не умела. На берегу остался один Колька Сморчок, выпутываясь из отцовских штанов. Он тоже не умел плавать и боялся воды хуже Анки.

Визг и плеск стояли над омутом немалые.

Вода была мутно — красная, тухлая, но ее было много, а это главное. Сверху она теплая, книзу холодней и холодней, слоями. И страшно и приятно, ныряя, уходить из тепла в студеную глубь, искать и не находить дна, таращиться под водой открытыми глазами и, задыхаясь, сделав последнее, отчаянное усилие, все‑таки коснуться дна, схватить горсть вязкого ила, оттолкнуться и взлететь на поверхность, судорожно глотая воздух и горько — кислую воду. Потом, повернувшись на спину, вытянувшись дощечкой, отдыхать, чуть шевеля руками и ногами, поглядывая на соседей и поплевывая. Но вот кто‑то, подкравшись под водой, хватает за ногу, надо спасаться и отплатить, принять участие в соперничестве: кто дальше нырнет — с камнем и без камня, с открытыми глазами и с закрытыми. Надо измерить глубину бочага, опускаясь колом на дно и хлопая над головой ладошками, выскочить на минуту на берег, поваляться в горячей траве и снова кинуться с обрыва в мутную воду.

В горловине бочага, почти у самого берега, была яма. Тяжелая, неподвижная вода темнела загадочно. В этом месте ребята никогда не могли достать до дна. Они попробовали и нынче, не посчастливится ли кому.

Первым нырнул бесстрашный Петух, запасшись большим камнем. В чернильной воде белесо мелькнули его пятки, он ударил ими, как рыба хвостом, и пропал. Запрыгали — забулькали над бездонным местом частые пузыри.

Яшка долго находился под водой. Вылетел он обратно без камня, жадно глотнул воздуха.

— Достал? — спросил Шурка.

— Нет, — сердито ответил Петух. — Нету дна.

Аладьин Гошка попробовал и тоже не достал.

— Холодина страшенная… и кто‑то все обратно выталкивает, — донес Гошка.

Настал Шуркин черед. Как всегда, ему было немножко боязно и очень интересно. Катька и Анка смотрели на него во все глаза. Он улыбнулся Анке, а на Растрепу глянул как на пустое место. С размаху ушел под воду головой, изо всех сил помогая себе руками и ногами. Какая‑то холодная сила не пускала его, а он точился червяком вглубь. Грудь его судорожно сжималась и разжималась, требуя воздуха. Вытянутые вперед руки не находили дна. Шурка раскрыл на мгновение глаза и не увидел света, точно он ослеп. Зыбкая мгла окружала его. Задыхаясь, цепенея от холода и сладкого ужаса, он хлебнул ртом, и упругая сила вышвырнула его наверх. Он торопливо вылез на берег и, дрожа, долго не мог отдышаться, сидя на корточках.

— Ну? — нетерпеливо пристали ребята.

— Дна нету… одна вода… лед черный, — с трудом выговорил Шурка, часто дыша, плюясь и протирая кулаком глаза: их ломило и щипало, как будто в глаза попало мыло.

— Видать, бездонный как есть Баруздин омут, — заключил Яшка, насвистывая.

— Страшно было? — спросила Анка, присаживаясь к Шурке, глядя на него восторженными и расширенными от страха глазами.

— Нет, не очень. Я бы достал до дна, да его нету.

— Куда же оно подевалось?

— Не знаю… Наверное, провалилось сквозь землю.

Катька вертелась около них, страдая. Она шлепнула Анку по голой спине.

— Какая ты, Анка, жи — ирная… как свинья!

— А ты худущая… как нищенка! — окрысилась Анка.

— Свинья! Свинья!

— Нищенка! Нищенка!

Тряхнув рыжей головой, Катька, подскочив, нацелилась ногтями. Но Шурка встал и, потягиваясь, точно ненароком загородил Анку. И будто ничего не видя и не слыша, он продолжал охотно рассказывать своей новой подруге, как темно и холодно в бездонной яме. Наверное, там живет водяной, это он не пускает в свое царство, обратно выталкивает. Лучше не трогать водяного, а то, пожалуй, рассердится, за ногу схватит, как кривецкую молодуху, уволочет в глубину и утопит.

— Эх вы, ныряльщики… лягушек испугались! — запищала, задразнила Катька, ни к кому особенно не обращаясь, но явно имея в виду Шурку. Никакого водяного нету. Я сейчас до самого дна достану. Смотрите!

— Растрепа, утонешь!.. — предостерегающе сказал Яшка.

Но белый вихрь уже пролетел мимо ребят. Вода тяжело чмокнула, проглотив Катьку.

Шурка отвернулся.

Он хотел быть безразличным и не мог. Он разговаривал с Анкой, а сам с беспокойством прислушивался: не плеснет ли вода за спиной? Вода не плескалась, хотя и было тихо, все слышно. Ребята замерли на берегу. Еще бы, ведь ни одна девчонка сроду не ныряла в бездонную яму. Шурке почему‑то было и радостно и тревожно.

А Катька все не показывалась из воды.

— Я Говорил… так и есть… утонула! — растерянно пробормотал Яшка.

— Ой, утонула, утонула! — закричала испуганно Анка.

Все забегали по берегу, не зная, что делать.

Шурка, не желая того, одним скачком очутился на краю обрыва. Он увидел на черной воде слабые, медленно расходящиеся круги. Прошлогодний золотистый ольховый листок, чуть покачиваясь, плыл по омуту.

Со свистом, до отказа набрал Шурка воздуху в легкие и, содрогаясь от ужаса, раскаяния и непреодолимой, тянувшей в воду, горячей силы, выбросил над головой руки острым углом. Он наметился на ольховый листок, который шевелился на самой середине бездонной ямы.

Падая, Шурка ясно увидел прямо перед собой в темной, страшной глубине омута второй светлый листок, поднимавшийся ему навстречу. Этот листок тут же стал серебряной рыбкой, а рыбка быстро превратилась в Катьку. Она, как настоящая русалка, белая, с гладкими, червонно — темными, мокрыми волосами, тараща зеленые счастливые глаза и хлебая широко раскрытым ртом воду и воздух, быстро плыла к берегу.

— Доста — ала! — тоненько, радостно закричала она, кашляя. — До самого донышка достала!.. Вот, камушек держу!