Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны

— Да это все знают. Они жених и невеста. А мы узнаем самые последние. И это называется дружба…

— Но про поцелуи я не верю…

— Это видела моя сестра.

— Мы должны что-то сказать ей… Эта сумасшедшая никогда не понимает, что все обращают на нее внимание.

— А хуже всего — потом станут говорить, будто в нашей компании все одинаковы. Нам надо сказать ей об этом.

Девочки замолчали. Стоявшая у окна Марта вздохнула. Раздался голос Аниты, всегда самой справедливой:

— Мы все целовались с нашими мальчиками…

И голос Флоры, у которой еще не было ни одного романа:

— Ну что ты говоришь! Сравнила! О тебе никто ничего не может сказать.

— Потому что я целовалась тайком, в саду.

Поднялся шум.

— Это другое дело!

— У тебя же все официально. Это другой разговор. Мы должны сказать ей. Знаешь, моя мама собирается пойти к ее родным… Марта воспитывалась без матери…

Анита сказала:

— Я потом поговорю с ней. Просто чудно, она никогда не отдает себе отчета в том, что делает. Ходит, как во сне, ничего не замечает и думает, что на нее тоже никто не смотрит.

Девочки снова помолчали.

— Я поставлю пластинку.

В богемной комнате был патефон. Марта воспользовалась этим перерывом, чтобы подойти вплотную к окну, она даже оперлась на него локтями и с минуту простояла так, но девочки не видели ее, занятые альбомом с пластинками. Флора еще успела спросить:

— Девочки, так вы думаете, она влюблена?

Анита авторитетно ответила:

— Никогда женщина не станет целовать мужчину, если она не влюблена. Она не унизится до этого. Смешно и говорить! Конечно, влюблена. Ведь они знакомы с самого детства.

Марта, тихо стоявшая рядом, немного смутилась, когда девочки повернули к ней голову. Они тоже растерялись. Марта подумала, что эта нежность, эта беззаботность, переполнявшие ее со вчерашнего дня, возможно, и были влюбленностью. Но так она подумала впервые. Девочка чувствовала себя немножко героиней романа. Всегда она помогала другим в их любовных делах, а сама оставалась в стороне, наблюдая за подругами с любопытством и сочувствием. Кроме того, все вместе они прочли много романов, нередко с трагическим, ужасным концом. Когда прошлым летом к ним иногда заходила мать Аниты, молодая стройная женщина, все они испытывали какую-то неловкость. С сигаретой в руке она на минуту заглядывала в комнату, улыбаясь им.

— Девочки, для меня у вас ничего не найдется почитать?

— Наши книжки тебе не подходят, мама. Это чтение не для тебя. Ну иди, иди… Тебе этого не понять, — говорила Анита.

«Любовные затруднения у героинь этих книг совсем не похожи на роман с Сиксто, первый в моей жизни», — подумала Марта. Девочки хорошо разбирались в запутанных любовных перипетиях, описанных в романах; когда такие события происходили на бумаге, они казались естественными, но в жизни — дело другое. В жизни это не так понятно…

Молча облокотившись на окно, юная, улыбающаяся, с виду такая беззаботная, Марта зорко всматривалась в нежные лица, в чистые глаза подруг. Это длилось всего лишь какую-то долю секунды, но их образы навсегда запечатлелись в ее душе, запечатлелись неподвижные, как на фотографии, потому что в этот миг Марта подумала, что на самом-то деле нереальными, чудными были именно они, ее подруги, их простодушная доверчивость, их готовность довольствоваться нетрудным счастьем, укладывающимся в привычные нерушимые рамки. От этой мысли у Марты закружилась голова. И тут же она забыла об этом. Подтянувшись на руках, она вскочила на подоконник, как делала, наверное, уже тысячу раз, и потом, встреченная веселым смехом, спрыгнула в комнату, в середину магического круга.

В понедельник она опять встретилась с Сиксто. Это был день его именин, и Марта подарила ему пачку сигарет. Они плавали, и оба чувствовали, что теперь, когда между ними установилась такая близость, море стало жарче и купаться уже не так приятно, как сесть в лодку и уплыть далеко. Они не говорили ни о помолвке, ни о других подобных вещах. Сиксто рассказывал Марте, как в Испании он в разгар зимы купался в холодной реке.

— Мы, канарцы, не можем жить без воды. Все остальные солдаты, хоть они и привыкли к холоду, просто зубами стучали, глядя на нас. Но мы после купанья попрыгаем, как обезьяны, и разогреваемся; нам было теплее, чем им, и вшей у нас было меньше… Конечно, вши сразу же набегали снова, это хуже всего… Но знаешь, я скажу, что, если не считать этого, мне на войне нравилось. Плохо, что бывало страшновато…

Через некоторое время Сиксто заметил:

— Я насмотрелся на тамошних крестьян. Вот странный народ! Целыми днями они глядят в небо, ждут дождя, хотя река у них под боком. Вода в реке пропадает безо всякой пользы, а они все смотрят на небо. Будь у нас здесь такие реки, нам и дождь был бы не нужен… Как ты думаешь?

— А летом ты тоже купался в реке?

— Купался. Это не то, что море, но летом неплохо.

Марта представила себе реку, берега которой густо заросли деревьями, и Сиксто, плывущего в воде, затененной спутанными ветвями. Но это видение было неясным. Если ома закрывала глаза, Сиксто представлялся ей выходящим из моря, с него капала вода, а позади расстилался беспредельный горизонт.

К родным она пришла рано и застала дома только Даниэля, сидящего за роялем. Привлеченная музыкой, она остановилась у двери. Даниэль почувствовал ее присутствие и, вместо того чтобы, по обыкновению, продолжать игру, обернулся. Он взглянул на нее с интересом и подозвал. Марта увидела, что он по-заговорщицки улыбается.

— Иди сюда, иди…

На столике стояла бутылка и несколько стаканов.

— Давай чокнемся, детка… за один секрет.

— Ты тоже выпьешь?

— Всего одну капельку.

Глаза у Даниэля внезапно загорелись, он погладил Марту по щеке.

— Кто бы сказал, что ты способна на такие вещи!

Марта отстранилась, удивленная.

— Какие вещи?

Даниэль приложил палец к своему крохотному рту и оглянулся по сторонам.

— Тс-с, осторожно… А то слуги услышат. Можно делать все, если соблюдать приличия, детка. Понимаешь, соблюдать приличия. Ты не будешь против, если я тебя ущипну? Твой бедный дядя Даниэль уже старик. Да, да, надо соблюдать приличия… Предупреждаю тебя, что твои тетки немного сердятся. Матильда у нас пуританка… А Онес никогда не переступала границ. Самое важное — это границы, детка, так говорит тебе твой старый дядя… Дай мне лапку. Ах, тебе бы надо побольше следить за руками! Ты ведь дама, маленькая дама… Ты знаешь, что сейчас ты очень хорошенькая?

Марте казалось, что Даниэль пьян. Это было очень странно. Из-за своего желудка он никогда не пил.

— А? Что ты говоришь? Ты ничего не говоришь? Постой, куда ты? Я на твоей стороне…

— Я никуда не ухожу. — Марте стало не по себе. — Я просто не знаю, о чем ты говоришь…