Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке

— Забираю вашу рукопись, приходите за ней через десять дней, — сказал я в заключение.

Она только изредка кивала, не задавала никаких вопросов, не высказывала никаких сомнений и просьб.

Я попросил жену угостить нашу гостью кофе, а сам поднялся в кабинет.

На одиннадцатый день она в простеньком платье, как и в прошлый раз, пришла к нам с подарком.

— Для того чтобы прочесть рукопись, нет нужды в столь щедрых подношениях. Приходите с пустыми руками! — смеясь, встретил я ее.

— Да, — как и в прошлый раз, кротко сказала она.

Я проводил ее в гостиную и поднялся в кабинет за рукописью.

Прочитав рукопись, я понял, что это не Итиё, но не мог бы утверждать, что девушке напрочь заказан путь в литературу.

Стиль рассказа меня не удовлетворил. В нем было слишком много китаицизмов, и он не соответствовал содержанию, к тому же был слишком витиеватый. Он совершенно не соответствовал и внешнему облику девушки — простому и безыскусному. Стиль должен выражать пишущего, а то, как она писала, никак с ней не вязалось. На пробу я попытался исправить особенно витиеватые фразы, но, дойдя до четвертой страницы, бросил.

Словом, взяв рукопись, я спустился в гостиную и сел перед ней.

— Сэнсэй, я принесла еще одну рукопись, — сказала она и положила на стол только что написанные двадцать-тридцать страниц.

Развернув предыдущую рукопись, я начал высказывать свои впечатления и критические замечания по поводу стиля. Она кротко слушала, кивая, и, когда я окончил, не задала ни одного вопроса. Поэтому пришлось спрашивать мне.

— Вы читали Сосэки, Огая, Итиё?

— Да, главные вещи, все…

— А писателей следующей эпохи — Тосон, Сюнсэй, Хакутё?

— Да, главные вещи читала.

— Ну а писателей из объединения «Сиракаба»?

— Да, Сига Наоя, Мусянокодзи…

— В таком случае вы должны знать, что стиль каждого писателя определяется его эпохой и его индивидуальностью, и у каждого он свой. Вы должны писать стилем писателя, живущего в тридцатые годы нашего века.

— Да.

— Конечно, сразу у вас вряд ли получится, но это должен быть ваш собственный стиль, и если вы посвятите этому всю жизнь, возможно, добьетесь успеха.

— Да.

Под конец я сказал, что прочитаю новую рукопись за две недели, и поднялся в кабинет.

Когда Митико Нобэ в третий раз пришла к нам в дом, она уже была без подарка и казалась более живой. Я провел ее в гостиную, заговорил о стиле второго рассказа, но прежде она привела меня в замешательство, достав третью рукопись.

Под конец я решил задать ей один серьезный вопрос. А именно, что она думает по поводу замужества.

— На днях за меня сватался один человек, но как только мать упомянула, что дочь пишет романы, сразу же разговор о помолвке прекратился.

— И вы довольны?

— Да…

— Вы хотите сказать, что, если не объявится мужчина, согласный на то, чтобы его жена была писательницей, вы не станете выходить замуж?

— Да…

— Есть ли такие среди современной молодежи?.. Поскольку вы решили всю жизнь посвятить литературе, не объявляйте сразу, что собираетесь стать писательницей, если к вам посватаются… Не лучше ли вначале пообщаться, понять, не это ли суженый, посланный вам Богом?

— Нередки трагедии, когда, женившись, муж узнает, что жена — писательница, и выгоняет ее из дома. И вообще, поскольку я посвятила жизнь литературе, я не думаю о замужестве.

Она впервые заговорила так откровенно, поэтому я, под впечатлением от ее слов, в дальнейшем избегал касаться этой проблемы.

Вскоре все мои домашние подружились с ней. Особенно жена прониклась к ней симпатией, поскольку обе они, как выражалась жена, «родились в раю».

Но как сильно Митико ни сблизилась с нами, она твердо защищала свою частную жизнь, во всяком случае, никогда не заговаривала ни о своей семье, ни о себе самой. Жена объясняла это все тем же «рождением в раю» и потому испытывала еще большее к ней доверие.

Через несколько лет, когда мы проводили лето на даче в Каруидзаве, Митико как-то раз прожила у нас с неделю.

Моя старшая дочь училась в токийской миссионерской школе, и Митико, приходя к нам, любезно опекала ее, точно семейная учительница. Собравшись на дачу, дочь уговаривала ее приехать к нам. Жена тоже ее зазывала. Она отнекивалась, но накануне праздника Бон дочь с дачи позвонила ей и попросила посмотреть ее летнее задание. Митико не смогла отказать и согласилась неделю пожить у нас.

Только что с дороги, она разговаривала с женой и дочерью на веранде, я же был в своей рабочей комнате, но все хорошо слышал. Тогда-то я впервые узнал кое-что из ее личной жизни.

— Моя маленькая собачка, видимо, почувствовала, что меня не будет целую неделю… Вчера весь день за мной увивалась, а сегодня с раннего утра жалобно скулила и не отходила ни на шаг, я не знала что и делать… Маму попросила… И точно тайком убежала, — рассказывала она, смеясь, и мои домашние впервые узнали, что она держит дома маленькую собачку и относится к ней с большой любовью.

Итак, мы прожили вместе неделю под крышей маленькой дачи.

Необходимо написать об обстоятельствах моей жизни в то время.

В тот год, когда я вернулся из Франции, мой тесть, промышленник в Нагое, которому по делам работы необходимо было пару раз в месяц приезжать в столицу, построил в Токио новый дом в качестве своей резиденции. Намереваясь поселить нас в нем под предлогом необходимости присматривать за домом, он оборудовал для меня, собиравшегося стать ученым, просторный кабинет и комнату отдыха. Вот так получилось, что в Токио мы жили в огромном, поражавшем всех своей роскошью особняке.

Но в действительности это не был наш дом, мы всего лишь присматривали за ним. Домашним хозяйством заведовала вместо тещи старая экономка, долгое время служившая в семейном доме в Нагое, еще было три-четыре девушки прислуги. Что касается этих девушек, то в связи с экономическим кризисом станционный смотритель подведомственной тестю Нагойской железной дороги и другие служащие, желая сократить число ртов, просили взять их дочерей, окончивших женский колледж, в служанки, якобы для того, чтобы те научились хорошим манерам, и тесть никому не отказывал. По этой причине в токийском доме всегда было несколько девушек-служанок.

Расходы на содержание дома оплачивал тесть, а мы, как присматривающие за домом, жили в нем бесплатно. Редкие гонорары я клал на счет в банке и оплачивал из них наши личные расходы.

Когда я получил в качестве премии за повесть «Буржуа» тысячу пятьсот иен, банковского счета у меня не было, и я взял наличными. И вот в то лето, когда я отдыхал на источнике Хосино в Каруидзаве, прислушавшись к совету тогдашнего председателя нижней палаты парламента, я решил построить на вершине холма с источником домик рядом с его дачей. Участок отводился бесплатно, строительство дома должно было обойтись в триста пятьдесят иен, которые я мог заплатить из премии, полученной за «Буржуа», поэтому я не стал ни с кем советоваться, даже с тестем.