Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке

— Проклятье — это ерунда. Я ведь им горжусь.

— Вы меня успокоили.

— Между отцом и сыном часто возникают нелепые недоразумения. Я не откладывая пошлю ему письмо, но и вас прошу выступить посредником.

— Охотно. Поистине, отец и сын — это замечательно.

С этими словами я поднялся.

— Нет, отношения отца и сына бывают идиотскими, вот и вам мы причинили столько беспокойства.

Опустив голову, Айта проводил меня.

По дороге домой я несколько раз вспоминал слова отца Минору о том, что отношения отца и сына бывают идиотскими, и громко хохотал.

Мои с Минору отношения, как отца и сына, были куда более идиотскими…

Я хотел сообщить Минору в Америку о встрече с его отцом, но не было времени писать письма, и я со дня на день откладывал это.

Прошло дней десять, как вдруг вечером от Минору раздался телефонный звонок. Он вновь говорил по-французски.

— Mon père, я слышал, вы встречались с батюшкой. Мать мне сообщила, и тотчас пришло письмо от него. Удивительно.

— Извини, что сунулся не в свое дело.

— Да нет же… Только я не знал, что вы такой деятельный. Вот и адрес отца откуда-то узнали.

— Великая Природа меня оповестила, поэтому я с уверенностью отправился на встречу. У меня не было времени тебе сообщить об этом. Прости. У тебя хороший отец, разве нет? Я успокоился.

— Для других он хороший, а для меня — жестокий.

— Но теперь ты, быть может, поймешь, что и для тебя он хороший отец.

— На расстоянии он представляется ласковым, а когда оказываешься рядом, чувствуешь, будто ты — бельмо в его глазу.

— Просто ты не умел приласкаться к отцу. А он этого ждал от тебя… Попробуй быть с ним поласковей! Но по какому, собственно, делу ты сейчас звонишь?

— Хотел услышать голос своего папочки. Подумал, что это позволит мне лучше понять истинный смысл вашего поступка.

— В этом вопросе ты можешь теперь быть спокоен.

— Да. Кроме того, я узнал, что вы бодры и здоровы…

— Я, старик, не унываю, поэтому и ты не падай духом. Мне было радостно услышать твой голос.

На этом наш телефонный разговор закончился. Но весь этот день меня веселило и согревало душу то, что после долгого перерыва я услышал вживе голос сына.

Нет ничего проще, чем выполнять долг, связывающий родителей и детей. Вот только дети этого не понимают.

Время от времени у меня возникало желание увидеться с сыном. Втайне я надеялся, что он приедет на рождественские каникулы.

Но когда Рождество было уже близко, пришло длинное письмо на французском, из которого я понял, что в Японию он на каникулы не приедет.

Минору учтиво одну за другой перечислял причины: и обустройство кафедры еще не окончено, и университетские лекции надо подготовить, — так что я лишь грустно усмехнулся. Хорошо, если ему удастся за время каникул завершить хотя бы одно из перечисленных дел. Конечно, хотелось бы ему помочь, но, находясь по разные стороны океана, можно быть вместе лишь душой…

Против обыкновения, я сразу записал эти свои мысли по-японски и отправил ему письмо. Хоть и ворчал при этом, что занят и нет времени писать письма, а все же написал это никчемное письмецо, — таково уж отцовское сердце. Как все-таки глупы родители!

В то утро, когда, по моим расчетам, мое письмо должно было дойти до Минору, пришло письмо от него. Содержание было весьма неожиданным.

На Рождество в Японию вместо него приедет А., девушка, работающая ассистентом на одной с ним кафедре, в связи с чем у него ко мне просьба.

А. — ассистент на кафедре профессора Б. Поработав с нею, Минору поразился ее усердию и серьезности и предложил ей на рождественские каникулы съездить вместо него в Японию, о чем она давно мечтала, и даже обещал оплатить ее расходы.

А. интересовалась буддийской скульптурой и стремилась посетить не столько Японию, сколько город Нару. Но она обязательно заедет ко мне, чтобы выразить свое почтение. Поэтому Минору просил меня внимательно присмотреться к А.

По-правде говоря, писал он, ему уже пора остепениться, и эта девушка — первая кандидатка в спутницы его жизни. Вот он и просит, чтобы я на правах отца оценил ее.

Это письмо меня успокоило. Мне, конечно, было любопытно, что за девушку он выбрал, будучи гражданином мира, но глупо с моей стороны выставлять оценки, я заранее был готов поставить ей высший балл.

Из-за своей вечной занятости я не мог написать ответ, и вечером двадцатого декабря Минору сам позвонил мне. Говорил по-французски. Он долго расшаркивался, поэтому я, рассмеявшись, оборвал его, спросив, по каком делу он звонит.

— Просто хотел услышать ваш голос, узнать, все ли в порядке.

— Я совершенно здоров и весь ушел в работу. Никогда в своей жизни я не чувствовал себя так хорошо… Кстати, по поводу А. Я и не встречаясь, выставил ей высший балл. Но хочу, чтобы ее обязательно оценил твой отец. Когда она вылетает в Японию?..

— Завтра вечером. Но о ее встрече с отцом надо еще подумать.

— Что такое? Хочешь, чтоб я оценивал, а для отца это останется тайной?

— Как вы не можете понять! Вам, своему папе, я хочу угодить, а с отцом быть угодливым не могу.

— Стал гражданином мира, а говоришь такие вещи? Кстати, как долго она пробудет в Японии?

— Здесь зимние каникулы короткие, четвертого января ей надо выйти на работу… Папа, вы бодры, как юноша, я успокоился.

— Твой голос вдохнул в меня свежее дыхание. Спасибо.

Странно, но этому бессмысленному телефонному разговору я радовался, как самому дорогому в этом году рождественскому подарку.

Начиная с двадцать третьего декабря я каждый день с замиранием сердца ждал, что девушка по пути в Нару заедет ко мне, но она не появилась до самого вечера Нового года. С первого января я ждал, надеясь, что она непременно заедет на обратном пути из Нары, но за три дня она так и не появилась.

Что же это такое? Я терялся в догадках.

Вечером четвертого января позвонил Минору.

Я взял трубку с таким чувством, будто мы давно не говорили, а мой собеседник явно нервничал. Поэтому я по-французски спросил его:

— Что случилось?

— Mon père, прежде всего прошу прощения. Я подробно пишу в письме о том, почему А. вас подвела, но если коротко, в Наре, в семье, в которой она гостила, была девица, год проучившаяся в Америке… Так вот, эта юная японка предостерегла А., что если она посетит моего отца, это, по японским представлениям, будет означать, что она собралась выйти за меня замуж. Короче, как у вас говорят, я был ею отвергнут. Смеясь, она сказала, что с радостью будет помогать мне в работе и исследованиях, но о замужестве пока что не думает.

— Значит, неразделенная любовь?

— Может, и так, но мне самому смешно. Поэтому не волнуйтесь. А. посоветовала мне, если я собрался жениться, непременно взять в жены японку, что ж, может, и впрямь надо последовать ее совету.