Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке

Вокруг толпились люди, видимо вышедшие нас проводить.

Мне казалось, что мы только что приехали, и тут только до меня дошло, как же долго я пребывал в бессознательном состоянии. Ужаснувшись, я хотел извиниться перед ясиро и собравшимися людьми, но машина уже отъехала.

Пейзаж за окном машины, мчащейся вдоль моря, был поистине прекрасен. Прекраснее французского Лазурного берега, и я невольно шепнул дочери:

— Какой чудесный вид!

— Когда мы ехали утром, — сказала она, — холмы озаряло солнце и было еще красивее… Ты, папа, был как мертвый, мы за тебя тревожились, а сейчас, на обратном пути, ты вдруг стал бодрее, чем обычно… Что же произошло?

Я хотел ответить, что сам не знаю, но внезапно Жак, тот самый гений Жак явился предо мною, коснулся рукой моих губ.

И тихо заговорил:

— Поздравляю с благополучным завершением празднования по случаю облачения в лиловый наряд. Этого дня, 23 ноября, Бог-Родитель Великой Природы и госпожа Родительница Мики Накаяма ждали как открытия небесных врат и потому так возрадовались… В Истинном мире сегодня полдня был выходной, и там все праздновали этот торжественный день, происходивший в Мире явлений. Такое редко случается.

Жак умолк, и когда я спросил себя, не сплю ли я вновь как мертвый, он вновь заговорил:

— Все твои знакомые в Истинном мире передают тебе поздравления. Что ж, все подходит к концу. Вот и праздник закончился.

Кодзиро! Борясь с болезнью в заснеженном Отвиле, мы каждый день вчетвером приходили, шагая по снегу, на возвышенность, ставшую нашим храмом, пели священные гимны, молились Великой Природе. Помнишь ли ты, что я тебе посоветовал как-то раз после молитвы? Я призвал тебя осуществить то, к чему мы, французы, трое друзей, были уже готовы. Ибо другого способа исцелиться от смертельной болезни — туберкулеза — не было…

Мы решили, что каждый, отбросив свои желания и помыслы, изберет своей профессией то, чего требует от него Великая Природа. Ты решил бросить занятия экономикой, на изучение которой потратил многие годы, и стать работником пера, облекая в слова волю безмолвного Бога. И в тот же год к Пасхе мы все четверо поправились настолько, что нам позволили вернуться к нормальной жизни, отпустив из заснеженного высокогорья. С того времени прошло шестьдесят четыре года…

В то время ты не верил в Бога-Родителя Великой Природы. Когда я сказал тебе: «Теперь ты писатель, так уверуй же в сердечной простоте!», ты ответил, что был бы рад уверовать, коль скоро такой, как я, гениальный естествоиспытатель верит. И вот теперь ты с Богом-Родителем Великой Природы живешь как сын с отцом… Чего только не бывает в жизни!

Эти шестьдесят с лишком лет ты, сидя за столом, как батрак, без устали возделывал рукописи. Из-за этого твоя спина согнулась, указательный палец на правой руке под давлением пера искривился, так что теперь ты пишешь карандашом. Ты проделал большой труд.

Радуясь, Великая Природа отстранила от тебя помогавшего тебе Небесного сёгуна и все прочие Силы и даровала способность говорить с ней непосредственно. Я пришел объявить тебе об этом, и знай, такое происходит впервые в Мире явлений. Это чудесное, благое событие.

— Но как же я смогу говорить с Великой Природой, она так необъятна!..

— Просто говори как обычно. Не беспокойся… Ибо с сегодняшнего дня в Японии настает «жизнь, полная радости», идеал Великой Природы. Но сколь же прекрасна и драгоценна возможность говорить с Великой Природой! Все твои друзья, пребывающие в Истинном мире, радуются за тебя. Живя в Мире явлений, ты стал таким же, как люди в Истинном мире. Ты должен осознать свое счастье и проводить все дни в радости…

О своем здоровье можешь больше не беспокоиться. Ибо Великая Природа подарила тебе сокровище здоровья. «Жизнь человека», которую ты сейчас пишешь, скоро закончишь, а затем будешь описывать мир Бога — Великой Природы…

— Я пишу о такой простой истине, что каждый человек получает жизнь от Великой Природы, и при этом перо мое спотыкается, я в отчаянии от того, насколько недостаточны мои силы. Когда перечитываю, эта простая тема не просматривается…

— Сохраняй уверенность в себе. До сих пор тебе удавалось хорошо писать, и Великая Природа тобой довольна. Когда приступишь к следующей книге, я смогу тебе во многом помочь и заранее этому рад. Сегодня ты уже не тот, что был вчера. Ты можешь говорить непосредственно с Великой Природой. Ты должен во всем поступать согласно своим желаниям. Как человек Истинного мира. Прости за назойливость, но для того я и пришел, чтобы ты это ясно осознал. Но я спокоен. Ты тоже стал великим…

— Спасибо. Жак, не можем ли мы встречаться чаще? Все близкие мне люди скончались, и печаль от того, что я не могу с ними встретиться, ныне единственный источник моего несчастья…

— Стоит тебе позвать — и я сразу приду. Таким ты ныне стал человеком.

Сказав это, Жак пожал мне руку.

Он впервые пожал мне руку с тех пор, как я с ним расстался в этом мире, но рука его была на удивление теплой…

Однажды я поднялся в свой кабинет, но никак не мог взяться за работу. И тут вспомнил слова, сказанные Жаком. Когда захочешь встретиться, только позови. Я сразу приду…

До сих пор Жак являлся всегда неожиданно, а когда я хотел встречи, его не было. Если позову, действительно ли он появится?

Раз уж душа не лежит к работе, может, попробовать позвать? Такое возникло игривое настроение.

— Жак, если у тебя есть время, хочу встретиться, Жак! — позвал я громким голосом.

Не прошло и минуты, как он появился.

— Ты позвал, вот я и пришел. Какое у тебя дело?

— Никакого особого дела нет… Работа что-то не клеится… Поэтому хотел с тобой немного повидаться.

— Что такое ты говоришь!.. Твоя работа, твой долг с пером в руке помогать Спасению Мира Великой Природой. Великая Природа сейчас употребляет все силы на Спасение Мира.

— Понимаю, понимаю.

— Раз понимаешь, как можно унывать и лениться? Вспомни, как в мрачную годину в юности мы вчетвером взбирались по заснеженной тропе к нашей святой земле… И, вспомнив, возрадуешься своему долголетию и осилишь все.

— Это я знаю.

— О любви Великой Природы к нам, людям, о достоинстве человеческой жизни — да мало ли о чем ты должен написать?.. Вот, кстати, ты ничего не пишешь о своем духовном испытании.

— Мое духовное испытание — это моя личная проблема, об этом не следует писать.

— Когда ж это было?.. Ты впервые задумался о том, как Иисус, распятый на кресте, искупил грехи людей, и вбил себе в ладонь гвоздь, попытавшись распять на кресте себя. Хлынула кровь, ты взвыл от боли, но наконец к половине шестого утра почувствовал, что ты воскрес. Это испытание не каждому по силам. Ты должен написать об этом… Наверно, ты никак не возьмешься за перо потому, что слишком о многом тебе надо написать.