Кодзиро Сэридзава - Книга о Небе

— Вот оно как! Здорово! Поздравляю.

— Я даже решила, что и такую радость лучше испытать на родине… Где бы ни жить, я все равно останусь человеком этой цивилизованной страны. Но ведь и ты вскоре уедешь отсюда.

— Знаю.

— Однако в этой цивилизованной стране ты тоже стал беспечным человеком, — со смехом сказала жена и, как обычно, начала шагать по комнате со словами «либертэ, эгалитэ, фратернитэ» — голос ее весело звенел.

Через некоторое время эти звуки затихли, и жена сказала:

— Я хотела бы вернуться в Японию раньше тебя, но, подумав о сорокапятидневном путешествии, осознала: земной шар так велик и широк. И хотя эта страна — рай, вряд ли удастся снова приехать сюда…

— Вот поэтому, по мере возможности, не будем торопиться.

— Когда мы ехали сюда на японском судне, японские мужчины-пассажиры уподоблялись животным, это было страшно, и мы тогда решили возвращаться на родину иностранным пароходом. Там пассажиры цивилизованнее и таких диких животных, как наши соотечественники, будет, наверное, поменьше.

— Попробуем?

— Надо поскорее забронировать места на иностранном судне.

Жена в тот же день заказала каюту первого класса для японских супругов с трехлетней дочерью на французском корабле, прибывающем в порт Кобе осенью.

Я пока что ни разу не упоминал о деньгах… Японская иена стоила дорого, одна иена была в сто или в двести раз дороже, и даже я, будучи бедным человеком, на месячную зарплату японского государственного служащего мог вести во Франции роскошный образ жизни. Никому не причиняя хлопот. Так что в этом смысле жизнь у нас была райская.

В то время кроме книг по моей специальности в области экономики я покупал книги по новой и старой французской литературе, а так как у нас не было места для хранения этих книг, я часто посылал их токийскому отцу.

Никогда больше за всю мою жизнь я не мог так свободно обращаться с деньгами, для моей души это тоже было полноценное время.

Словом, для нас с женой это были счастливые дни, мы жили, не понимая, что за счастье надо благодарить.

На родину мы плыли на французском корабле и через сорок два дня прибыли в Кобе.

В то время родившейся в Париже нашей старшей дочери, которая воспитывалась в парижских яслях, было около трех лет.

Когда мы плыли в Европу, из тех сорока пяти дней, что мы провели на японском корабле, примерно тридцать дней показались нам адом, потому что несколько японских мужчин, ехавших первым классом уподобились самцам животных, и мы, супруги, не могли свободно гулять по палубе.

Поэтому, когда мы возвращались на родину, жена беспокоилась о трудностях путешествия на корабле с трехлетней дочерью.

Однако на французском корабле ничего подобного не было.

В чем же дело? Наверное, в том, что на французском судне публика была цивилизованная, а на японском отличалась варварством и дикостью? Другими словами, Франция была воплощением цивилизации, а Япония — дикости, не так ли?

Это было в 1929 году и произвело на нас огромное впечатление. Да, верно, это был четвертый год эпохи Сёва.

Неужели в то время японцы настолько отличались от других народов мира своим варварством!

Седьмое февраля 1992 года стало для меня незабываемым днем.

Впервые с тех пор, как ушел из жизни мой друг по Первому лицею Накатани, я встретился с ним в Истинном мире, и мы весело разговаривали, и я получил известие от Жака, что в наш дом придет госпожа Родительница — Основательница учения Тэнри — Мики Накаяма.

Когда я с Жаком поспешно вернулся к себе домой, в «комнате Бога» Родительница надевала на себя алое кимоно.

Там были моя дочь и ее помощница, а госпожа Родительница молилась перед предстоящей беседой. Я сел рядом с Жаком и приготовился слушать речь Родительницы.

— Бог-Родитель начал строить этот мир, желая радоваться и храня великую мечту о «жизни в радости» этого мира.

В великом сне Бога-Родителя существует наш мир. Мы живем в лоне Бога-Родителя. И вся жизнь человека — тоже великий сон. И государство — тоже великий сон.

Когда я родилась в эру Тэмпо, был мир Токугава. Но мир Токугава ушел подобно сну. И мир империи Мэйдзи ушел, подобно сну.

Действительно, государство — это сон! Сон во сне. Проходит время, и меняются сны. И какой бы властью ни обладали люди, все они видят сон. Видят великий сон. И все живут во сне. И все это живет в Великом Сне Бога-Родителя.

И все то, что называется душой, и каждодневные мысли человека, и его великие замыслы — не что иное, как сон.

Некоторые важничают: «Я стал богачом», но когда-нибудь, если человек очерствеет душой, деньги от него убегут. И это тоже сон.

Положение человека в обществе, его власть и прочее — недолгий сон.

Бог же показывает всем воистину Великий Сон.

Если жить, слишком кичась собой. Бог отнимет этот сон. Он разбудит. И проснувшись — поймешь меру своей силы.

Поистине, этот мир дан нам взаймы. И вся человеческая власть тоже. Те, кто с важным видом говорят: «Я — премьер-министр» или «Я — президент», они тоже напоминают видящих сон, который скоро закончится. И когда Бог разбудит их, они заметят, что они просто люди, такие же, как все.

В эту минуту внезапно послышалась песня, исполняемая красивым баритоном.

— Эту песню Бог дал тебе в награду. Слушай внимательно. — С этими словами, Жак, сидевший рядом со мной, начал исчезать. Я поспешно пытался задержать его, убеждая:

— Давай послушаем вместе! — но он сказал:

— Я еще не заслужил этого, в следующий раз, — и исчез.

И повсюду вокруг меня в сопровождении симфонической музыки слышалось соло баритона.

Это была красивая, полная печали мелодия, она потрясла меня до глубины души, и слезы выступили на глазах. Но я не знал ее названия и не знал, кто исполнял ее. Эту музыку я слышал впервые.

Однако в мелодии, которую исполнял баритон, было что-то знакомое, что вызывало ностальгические чувства, музыка заполняла всю комнату, и я заслушался.

И тут раздался голос Жака:

— Не припоминаешь?.. Те дни, что мы провели вместе в горах во Франции, близ Швейцарии. Последнее пасхальное утро, когда мы вчетвером поднялись в снежный храм и вознесли благодарность Богу, и каждый посвятил Ему свой гимн… С тех пор прошло больше полувека, но все это время священные гимны нашего собственного сочинения, посвященные Небу, бережно сохранялись самим Небом. То, что ты сейчас услышал, — это священный гимн твоего сочинения того времени. Поскольку ты, кажется, его забыл, послушай еще раз.

И снова послышалось красивое соло баритона. Но мне не верилось, что это мое собственное соло, прозвучавшее шестьдесят лет назад.

— Хороший голос! Хотя ведь в то время мы были молоды, не так ли? — сказал Жак.