Франс Силланпяя - Люди в летней ночи

На веранде уже никого не оставалось, кроме них самих. Правильно оценив ситуацию, хозяин не поставил туда никакого освещения, там и без того света хватало, да и за столами ведь никого уже не было.

Ханну явился в радостном упоении. Он пришел вроде бы лишь по делу.

— Послушайте, влюбленные, там, в большом зале — мои лучшие знакомые, у них стол и за ним есть свободные места — барышня Сельма уже осталась там. И вы тоже кончайте тут мечтать, это же не какая-нибудь деревенская усадьба, а ресторан, да к тому же — один из лучших в летней Финляндии. Пойдем! — Ханну предложил свою согнутую в локте руку Хелке, она же в свою очередь подцепила Арвида под ручку. Хелку явно разогрела та капелька вина, которую она выпила. Хелка вела себя как совсем молоденькая девчонка.

Луна уже давно спускалась к горизонту.

Уж если хозяин Кортсаани принимался за какое-нибудь дело, он достойно доводил его до конца. Получив от доктора согласие приехать, он не доверил лошадь в руки таких людей; а позвал своего возчика. Кроме того, он известил по телефону ленсмана. Ленсман пообещал прислать полицейского на мотоцикле, чтобы разобраться.

Салонен и его сопровождающие покидали двор одновременно с повозкой, отправлявшейся за доктором. Нокиа, ловко повернувшись, вскочил на двуколку и сел рядом с возчиком, своих спутников он уговаривал сесть ему на колени, будто ехали на ярмарку. Но тут старик-хозяин — низенький, костлявый и горбоносый — опять сердито прикрикнул таким же голосом, как давеча в дверях:

— Прочь оттуда, или никуда не поедет! В моем дворе такие выходки не проходят!

За спиной хозяина показалась полуодетая и слегка пошатывающаяся спросонок хозяйка. Лицо у нее было дряблое и старое, и на нем отражались огорчения и злость.

— Что плохого мы вам сделали, чего вы так пристаете к нам, старым людям?

Тогда Салонен соскочил на землю и, с искренней вежливостью поклонившись, сказал:

— Простите великодушно, госпожа, мы бы хотели только доехать туда, по дороге, но хозяин ваш мелочится. Хозяин, во сколько обойдется нам доехать? Думаю, в моем отрепье столько-то, чтобы заплатить, еще найдется. — И он широким жестом стал доставать бумажник.

— Это обойдется вам в то, что сейчас, и именно немедленно, вы уберетесь отсюда. Проваливайте! — И хозяин Кортсаани захлопнул дверь сеней с такой силой, что сам тут же пожалел об этом, поскольку перепугал стуком старуху хозяйку, уже глядевшую в окно, как мужчины шли к дороге. Они действительно уходили, шли и говорили о чем-то между собой, похоже позабыв об этом доме. Самый молодой достал из заднего кармана брюк что-то, очевидно, бутылку. Старик Кортсаани испытывал к ним такое отвращение, что в эту ночь не смог больше уснуть. Утренняя бодрость уже захватила мысли старого хуторянина. Его утешало, что предстоящий день, несомненно, будет теплым и сухим. Старые глаза уже уловили признаки утра: одна из коров встала на ноги, теленок бойко зашевелил ушами. И паутина была уже ясно видна: в ее сети нежно задержалась утренняя роса. Хозяин все-таки вышел прогуляться, однако сна он так больше и не нагулял.

Утренняя роса была и впрямь очень обильной, старик почувствовал это, разгуливая в одних подштанниках. Голоса, звуки и тишина были надежными, знакомыми. Еще долетал шумок разговора уходящих мужчин, но откуда-то издалека уже послышалось яростное тарахтение полицейского мотоцикла. «Из каких бы мест мог быть этот парень? Такой молодой еще», — так раздумывал старик хозяин, и его глаз привычно различил крючки и колышки на стене конюшни. Он различал также яблони «трекол», и цветы возле угла избы, и все в усадьбе, остававшейся в надежном покое, который эти кратковременные возмутители спокойствия не смогли серьезно нарушить. На сенокос он выйдет, знакомые поденщики приглашены.

Салонен даже и не помнил о той водке, которой он обзавелся там, раньше, во время вечерней прогулки, — как непостижимо давно уже была эта прогулка! Вся история с Меттяля произошла уже позже… Теперь он достал эту бутылку, в которой еще кое-что оставалось, и угостил Матти.

— Пей, парень, скоро конец нашим гулянкам!

— Нипочем они меня посадить не смогут, — сказал Матти — немного встревоженно.

— Посадят они и тебя, раз видели тебя со мной, — объяснял Нокиа. — И ведь кричал ты мне, когда я выпрыгнул из лодки, что, мол, уж если бьешь, то бей так, чтобы наверняка.

— Разве ж я такое кричал? — Все это начало ужасать Матти. Правда, такое утверждение в устах Нокии вроде бы звучало для него почетным, но инстинкт подсказывал, что от этого могут быть неприятности. Разные там полицейские и ленсманы — враги рабочего человека, — им подобного выкрика небось и не понять, ведь если Пуоламяки и крикнул такое, то лишь от возбуждения, потому что Нокиа столь плавен в движениях, что поневоле засмотришься. Однако же сам Матти Пуоламяки никак не мог вспомнить, чтобы кричал нечто подобное. И он весьма твердо сказал об этом товарищу.

— Кричал ты, парень, так… и не пытайся… — сказал Салонен, глядя прямо перед собой.

Это казалось Матти предательством истинного товарищества. Водка, которой он хлебнул, сделала его немного сентиментальным, он чуть не плакал. Ведь если и его посадят, что будет с Ийтой, Тойво, Лайлой и Тауно? И раз они с Ийтой даже не венчаны, то ничто не помешает ей выйти в это время за кого угодно.

— Дай-ка еще этой твоей водки!

Салонен дал было, но тут же стал отбирать у Матти бутылку обратно, поскольку увидел, что навстречу им едет на мотоцикле констебль. И Салонен понимал, что если полицейский заметил, как Матти пил из горла, то допить им уже не удастся. Потому что, подъехав, он сразу отберет бутылку.

Так потом оно и вышло: полицейский почти вырвал бутылку изо рта Нокии. Констебль, правда, не знал, что это за мужчины, но ведь они явно шли из Кортсаани, а хозяин Кортсаани сообщил о случившемся, так что тут и нечего было много раздумывать.

— Стало быть, так, парни, и где же труп?

— Это еще и не обязательно труп… Какой черт такое сказал, если там еще и врача не было. И лекарь приедет, уж одному-то раненому я всегда смогу оплатить лекаря. Не даст ли констебль нам еще по глотку из этой бутылки? Да и сам бы хлебнул.

Констебль не счел нужным ничего ответить на это, зато принялся для начала спрашивать о том о сем.

— Была ли между вами и этим убитым какая-нибудь застарелая вражда, какая-нибудь давняя история из-за водки или карт? — При этом констебль изучающе поглядывал на Матти. Матти и поспешил ответить:

— Вроде бы у них после одной давней игры в карты осталось что-то такое… и он был таким вредным… скандалист этот Юкка. Однажды ют…

— Ну боже ж мой, каким же надо быть мужиком, чтобы рассказывать все полиции! — запричитал Нокиа как бы про себя. — Да ты же сам крикнул мне, что, мол, бей по-настоящему, коль уж бьешь. Ох, господи, это ж надо…