Коллектив авторов - 12 шедевров эротики

Потом она продолжала конфиденциальным тоном:

– Часто бывают также у меня, в большой тайне, конечно, дамы из самого высшего общества… иногда одни, иногда со своими мужьями или любовниками… Вы понимаете, у меня можно встретить все… и всех…

Я отговаривалась под разными предлогами: что я недостаточно знаю науку любви, что у меня нет ни богатого белья, ни туалетов, ни брильянтов… Старуха меня успокаивала:

– Об этом вам не надо беспокоиться! – говорила она. – Потому что у меня самый главный туалет, вы понимаете, это – природная красота… красивая пара чулок – вот и весь туалет…

– Да, да, я знаю… но все-таки…

– Я вас уверяю, что вам нечего беспокоиться… – настаивала она ласково. – Так, например, у меня есть некоторые очень знатные клиенты, главным образом посланники, у которых есть фантазии… Черт возьми! в их возрасте и при их богатстве, отчего же нет? Они больше всего любят и всегда просят у меня горничных, субреток… черное, плотно обхватывающее, гладкое платье, белый передник, маленький чепчик из белого тонкого полотна – это их вкус… Ну, конечно, при этом богатое нижнее белье… самое лучшее, что только есть в Париже и какого даже субретки из Французского театра никогда не имели… за это я вам ручаюсь…

Я попросила времени на размышление…

– Хорошо, подумайте об этом… – посоветовала мне эта торговка человеческим телом. – Я вам на всякий случай оставлю свой адрес… Когда ваше сердце вам только подскажет… Приходите ко мне… О, я спокойна… И завтра же я расскажу о вас президенту республики…

Мы окончили наш ликер. Старуха заплатила за обе рюмки и, вынув из маленького черного портмоне визитную карточку, украдкой всунула мне ее в руку. Когда она ушла, я посмотрела на карточку. На ней было написано:

«Госпожа Ревекка Ранве», а внизу: «Моды».

Я присутствовала у госпожи Пола Дюран при необыкновенных сценах. К сожалению, я не могу описывать их все; но я выбрала одну, которая может служить примером того, что происходило каждый день в этом доме.

Я уже говорила, что передняя, в которой мы всегда сидели, освещалась окном, расположенным наверху в перегородке, отделяющей переднюю от конторы. Окно было всегда завешено прозрачными занавесками. В окне была форточка, обыкновенно всегда закрытая. Однажды я заметила, что по небрежности или забывчивости, которою я решила воспользоваться, она была полуоткрыта… Я придвинула скамейку и взобралась на нее; затем мне удалось достать подбородком до форточки, которую я тихонько толкнула и открыла немножко больше… Я посмотрела в комнату и вот что я там увидела.

Какая-то дама сидела в кресле; перед ней стояла девушка; в углу госпожа Пола Дюран что-то прибирала в ящике стола… Дама приехала из Фонтенебло за прислугой… На вид ей могло быть лет 50… Наружность богатой и скупой, несимпатичной буржуйки. Одета скромно, с провинциальной строгостью вкуса… Худенькая и болезненная на вид, с бледным, каким-то сероватым цветом лица от частого недоедания, девушка имела все-таки очень симпатичную наружность, и личико ее, освещенное счастьем, могло бы быть красивым. Она была одета очень чисто и была очень стройна в своей черной юбке и черном джерси, которое плотно обтягивало и обрисовывало ее худенькую талию. Полотняный чепчик, одетый немного назад и открывавший белокурые, слегка вьющиеся волосы на лбу, был ей очень к лицу.

После подробного, настойчивого и оскорбительного осмотра дама решилась наконец заговорить.

– Значит, вы рекомендуете себя, – сказала она, – как хорошую горничную?

– Да, барыня!

– Не похоже на это… Как вас зовут?

– Жанна Ле-Годек.

– Что вы говорите?

– Жанна Ле-Годек, барыня.

Она вынула из своего кармана бумагу, в которой были завернуты пожелтевшие, смятые, грязные аттестаты, и протянула их молча даме бледной, дрожащей рукой… Дама взяла их кончиками пальцев, как будто боялась запачкаться и, развернув с гримасой отвращения одну из этих бумаг, стала читать ее вслух:

«Сим свидетельствую, что девица Жанна Ле-Годек прослужила у меня тринадцать месяцев и была все время хорошей работницей, вела себя прилично и была вполне честной девушкой…»

– Да, всегда одно и то же… Аттестаты, которые ничего не говорят, ничего не доказывают… Это – не справки… этого недостаточно… Куда можно написать этой даме?

Она умерла.

Она умерла… Черт возьми, ясно, что она умерла… Таким образом, у вас есть аттестат, и как раз особа, которая вам его выдала, умерла… Согласитесь сами, что это довольно-таки подозрительная история…

Все это было сказано с выражением самого оскорбительного недоверия и тоном грубой иронии. Она взяла в руки другой аттестат.

– А эта особа? Она тоже умерла, без сомнения?

– Нет, барыня… Госпожа Робер в Алжире… Она там живет со своим мужем – полковником.

– В Алжире!.. – воскликнула дама… – Конечно… Ну каким образом я могу списаться с этой дамой в Алжире насчет вас?.. Одни умерли… другие в Алжире… Подите, обратитесь за справками в Алжир!.. Все это очень странно, необыкновенно!..

– Но у меня есть еще аттестаты, барыня! – сказала умоляющим голосом несчастная Жанна Ле-Годек. – Барыня может их прочесть… может навести личные справки…

– Да! Я вижу, что у вас есть еще много аттестатов… я вижу, что у вас было много мест… даже слишком много мест… В вашем возрасте как это красиво! Впрочем, оставьте мне ваши аттестаты… я увижу… Теперь о другом… Что вы умеете делать?

– Я умею смотреть за хозяйством… шить… прислуживать за столом…

– Хорошо ли вы умеете чинить, штопать?

– Да, барыня.

– Умеете ли вы откармливать птицу?

– Нет, барыня… Это – не мое дело.

– Ваше дело, моя милая, – сказала строго дама, – делать все то, что вам велят ваши господа. У вас, должно быть, отвратительный характер…

– Нет, барыня, уверяю вас… Я совсем не дерзкая… не отвечаю никогда…

– Конечно… вы так говорите… Они все так говорят… а к ним и не прикасайся… слова им нельзя сказать… Наконец, увидим… Я вам это уже говорила… что место, не будучи особенно тяжелым, все-таки довольно трудное… Вставать нужно в 5 часов…

– Зимою тоже?

– Зимою тоже… Да, непременно… И почему вы спрашиваете: «Зимою тоже?..» Разве зимой меньше работы?.. Вот смешной вопрос!.. Горничная убирает лестницу, гостиную, кабинет барина… топит все печи… Кухарка убирает переднюю, коридоры, столовую… Я страшно люблю чистоту… Я не желаю видеть у себя в доме нигде ни пылинки… Замки у дверей должны быть хорошо вычищены, мебель должна сверкать чистотой, зеркала хорошо вытерты… У меня горничная смотрит также за птицей…

– Но я этого не умею, барыня.

– Вы научитесь… Затем горничная стирает и гладит все белье, за исключением рубашек барина. Она шьет все в доме, я ничего не отдаю из дому, кроме своих костюмов… Она прислуживает за столом и помогает кухарке вытирать посуду… Она натирает полы… Везде должен быть порядок… образцовый порядок… Главное у меня – это порядок и чистота, а уж особенно честность… Впрочем, у меня все под замком… Когда что-нибудь нужно, надо это спросить у меня, и я выдаю… Я противница всякой роскоши и мотовства… Что вы пьете по утрам?