Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

— Да, а что сказала хозяйка сегодня утром? — спросил он дальше.

— А что она должна была сказать?

— Спрашивала она, хорошо ли ты спала?

— А почему я должна была плохо спать?

— Почем я знаю, может быть, скреблись крысы или скрипела оконная рама, да мало ли что может потревожить сон такой старой девы!

— Если ты сейчас же не станешь сидеть смирно, то я натяну паруса и ты у меня нырнешь в воду.

Они высадились на маленьком острове и позавтракали привезенной в корзиночке провизией, потом охотились с револьвером за козой, ловили рыбу, но так как ничего не попадалось, то поплыли дальше. В фиорде, где белые гагары летели на юг, где взад и вперед скользили щуки, он без устали смотрел на нее, говорил с ней, целовал ее.

Так встречались они подряд шесть лет в Даларо и всегда были одинаково юны, одинаково влюблены и счастливы.

Зимою же сидели они в своей маленькой квартире в Скепхольме. Там делал он пароходики для мальчика или рассказывал ему свои приключения в Китае, и жена сидела тут же и забавлялась этими историями. И комната, в которой они сидели, была самая лучшая, какая только бывает, не такая, как всякая другая. Здесь висели японские зонтики и оружие, ост-индские миниатюрные пагоды, австралийское оружие, луки и копья, африканские барабаны, засушенные летучие рыбы, сахарный тростник и трубки для курения опиума. И папе, который уже начинал лысеть, совсем уже переставало нравиться там, снаружи. Он играл в шахматы или в карты с аудитором — при этом всегда бывал грог. Сначала и жена принимала участие в игре, но с тех пор как у них стало четверо детей, у нее на это уже не оставалось времени, она только присаживалась около мужа и заглядывала к нему в карты, а он каждый раз, как она приходила, обнимал ее за талию и спрашивал совета.

Корвет должен был выйти в море и оставаться там шесть месяцев. Капитану это было очень не по душе, дети становились уже большими, жене одной было трудно с ними справляться, и сам капитан был уже не так юн и жизнерадостен. Но так должно было быть, и он уехал.

Из Кронберга он уже послал ей письмо, которое содержало в себе следующее:

«Мой милый маленький цветочек!

Ветер слабый SSO, к О + 10° Цельсия. 6 склянок на вахте.

Я не могу тебе описать, как мне горько без тебя. Мне было так тяжело, как будто что-то давило мне сердце. Говорят, что моряки имеют предчувствия, когда с их близкими что-нибудь должно случиться. Я ничего не знаю об этом, но я чувствую, что до тех пор, пока не получу твоего письма, я не найду себе покоя. На корабле ничего не происходит по той простой причине, что нечему происходить. Как живете вы там, дома? Получил ли Боб наконец свои новые ботинки и впору ли они ему? Я плохой «писатель», как ты знаешь, и потому кончаю. Большой поцелуй в этот крест.

Твой старый Палль.

P. S. Ты должна, моя маленькая, искать себе общества (женского, конечно), и не забудь попросить хозяйку в Даларо, чтобы она хорошенько сохранила большой баркас к моему приходу (Ветер крепнет, сегодня ночью будет дуть с севера!)».

В Портсмуте капитан получил следующее письмо от своей жены:

«Милый старый Палль!

Ты не поверишь, до чего здесь отвратительно без тебя; маленькой Алисе было плохо, когда прорезывался первый зуб, но теперь наконец он прорезался. Доктор говорит, что это необыкновенно рано и что это означает… но нет, этого тебе не надо знать! Бобу ботинки пришлись очень хорошо, и он ими ужасно гордится. Ты пишешь в своем письме, что я должна искать женского общества; это я уже сделала, или, скорее, она меня нашла. Ее зовут Оттилия Сандегрен, она училась в семинарии; она очень серьезная, так что моему старому Паллю нечего бояться, что она собьет его цветочек с правильной дороги. И к тому же она очень религиозна. Да, мы уже решили обе как можно серьезнее относиться к религии. Она великолепная девушка. Ну, на сегодня достаточно, т. к. сейчас придет за мной Оттилия. Она как раз пришла и просит передать тебе поклон.

Твоя верная Гурли».

Капитан не очень был доволен этим письмом, оно было слишком коротко и не так живо, как обыкновенно. Семинария, религия, серьезность и Оттилия, дважды Оттилия! И эта подпись! Гурли — почему не «Лапочка», как всегда? Гм!

Через неделю, когда они были в Бордо, он получил опять письмо и с ним книгу перевязанную крест-накрест. «Милый Вильгельм!» — Что! Вильгельм? Больше уже не Палль? — «Жизнь есть борьба», — черт возьми, что это значит? Какое нам дело до жизни?.. — «с начала до конца. Сладкая, как источник Кедрона», — Кедрона? Это уж не из Библии ли? — «текла наша жизнь до сегодняшнего дня. Мы, как лунатики, подошли к краю, не видя его». — О, семинария, семинария! — «Но существует этическая сторона, которая ценна своей высшей силой». — Сила — это хорошо!

«Теперь, когда я пробуждаюсь от своего долгого сна и спрашиваю себя, было ли наше супружество истинным, я должна себе со стыдом и раскаянием сказать: нет, этого не было! Любовь есть небесное начало (Матф. XI, 122)».

Капитан вынужден был подняться и выпить воды с ромом, чтобы быть в состоянии продолжать чтение письма.

«Как земна и телесна в противоположность этому наша любовь. Жили ли наши души в той гармонии, о которой говорит Платон? (Федон, книга IV, глава II, § 9.) Нет! Чем была я для тебя? Твоя экономка и — о, стыд — твоя любовница! Понимали ли наши души друг друга? Нет — должны мы ответить!» — К черту и Оттилия, и семинарии! Она была моей экономкой! Она моя жена и мать моих детей! — «Прочти книгу, которую я тебе посылаю. Она дает ответ на все эти вопросы. Она высказывает то, что в продолжение столетий дремало в женских сердцах. Прочти это и потом скажи мне, был ли истинным наш супружеский союз?

Твоя верная Гурли».

Итак, его дурное предчувствие оправдалось!

Капитан был вне себя и не мог представить, что сделалось с его женой. Это было безумнее, чем какая-нибудь проповедь!

Он разорвал крестообразную повязку на присланной книге. Генрик Ибсен, «Кукольный дом», прочел он на переплете.

«Кукольный дом!» Еще что! Конечно, его дом был милым, славным кукольным домиком, его жена была его маленькая куколка, а он — ее большая кукла. Да, они играли в жизнь, сделали из нее гладкую, торную дорогу и были счастливы! Чего же им не хватало? Какое преступление они совершили? Он должен просмотреть книгу, там должно быть все это. Через три часа книга была прочтена, но его рассудок остался невозмутимым. Как это их обоих могло касаться? Разве они выдали фальшивый вексель? Разве они не любили друг друга? Он заперся в каюте и еще раз перечел книгу. Многое подчеркнул там красным и синим, и когда стало рассветать, он сел к столу, чтобы написать своей жене. И он написал:

«Небольшое благонамеренное рассуждение о произведении "Кукольный дом", посланное старым Паллем с корвета "Ванадис" из Атлантического океана и Борд (45° сев. — вост., 16° L.)».