Арчибалд Кронин - Памятник крестоносцу

— Я помогу вам потом вымыть посуду.

— А там и мыть-то нечего. Одна ваша тарелка. Минутное дело.

Пока Дженни убирала со стола, Стефен прошел к себе, умылся и вернулся на кухню. Дженни только что кончила вытирать посуду — от рук ее еще шел пар — и вешала выжатое полотенце на край плиты. Взгляд ее упал на хихикавшего Эрни.

— У тебя ум за разум зайдет, Эрни, если ты будешь так много читать. А что сегодня пишут про Растяпу Вилли?

— Просто живот можно надорвать от смеха. Я читаю нарочно медленно, чтобы наподольше хватило.

— А мне казалось, что ты хотел пойти в кинематограф.

— Я? И не думал. На этой неделе нет ковбойских фильмов.

Наступила пауза. Стефена, сидевшего, засунув руки в карманы, на краю кухонного стола, вдруг осенило:

— А вы бы не хотели пойти в кино, Дженни?

Она улыбнулась, но отрицательно покачала головой.

— Ну пойдемте!

— Я, право, не очень-то люблю кинематограф. Да еще в такой чудесный вечер. — Она глянула в окно. — Посмотрите, какая красота. Небо такое ясное и тепло.

Проследив за ее взглядом, он увидел круглую серебряную луну, встававшую над гаванью. Настроение Дженни передалось ему, и он сказал:

— В таком случае давайте пройдемся.

Она просияла: видно было, что предложение пришлось ей по душе.

— Вот это неплохо — прогуляться после целого дни взаперти. Я мигом — только пальто накину.

Он прождал ее не больше минуты. Затем, попросив Эрни, который едва ли услышал хоть слово из того, что она сказала, присмотреть за печкой и передать тетушке Флорри, что они вернутся через полчасика, Дженни в сопровождении Стефена спустилась по лестнице, и они пошли по набережной к бульвару. Ночь была великолепная — теплая и ясная; луна ярко сияла среди мерцающих звезд, и Млечный путь переливался серебром. Когда они проходили мимо «Дельфина», Стефен вопросительно взглянул на Дженни:

— Не хотите перекусить?

Она снова отрицательно покачала головой:

— Нипочем не могла бы сейчас ни пить, ни есть. Слишком уж хорошо на дворе. Такая луна… и звезды.

И в самим деле, когда они подошли к бульвару, цепочка фонарей казалась лишь бледным подобием алмазной россыпи звезд. На скамейках, держась за руки, неподвижно сидели парочки, будто ослепленные и зачарованные этим волшебным светом. Море переливалось мириадами блесток — словно огромная змея свивала и развивала свои кольца. Стефену казалось, что они слишком быстро дошли до конца эспланады, а ему так не хотелось обрывать эти чудесные мгновения, и он нерешительно предложил:

— Сейчас совсем светло, может быть, прогуляемся по пляжу?

Дженни не возражала, и, когда они спустились на песчаный пляж, ставший еще шире из-за отлива, Стефен заметил, как бы думая вслух:

— А знаете, Дженни, ведь мы с вами впервые гуляем вдвоем.

— Чудно! — Она несколько смущенно рассмеялась. — Да что поделаешь. Так уж получалось.

— И все же у меня такое ощущение, будто я знал вас всю жизнь.

Наконец он произнес эти слова — признался, что ему хорошо с ней! Она ничего на это не сказала. И они молча долго шли по гладкому твердому песку, в котором, словно упавшие звезды, поблескивали наполовину зарытые в песок белые раковины. Позади них город отступал все дальше, окутанный призрачным светом; они были совсем одни на пустынном берегу.

Но вот Стефен почувствовал, что надо поворачивать назад: слишком далеко они ушли. А так не хотелось возвращаться! И он предложил:

— Давайте посидим немного и полюбуемся на луну.

Они нашли небольшую выемку в дюнах, укрытую от ветра и поросшую жесткой травой, — отсюда хорошо был виден весь сверкающий небосвод и глухо вздыхающее море.

— Надо было вам взять пальто, — сказала Дженни. — Здесь может быть сыро. Садитесь на мое. — И, расстегнув пальто, она заботливо разостлала полу, чтобы он мог сесть.

— Как обидно, что послезавтра надо уезжать, — через некоторое время со вздохом заметила она. — В Маргете так хорошо в это время года.

— Мне здесь очень понравилось.

Оба помолчали.

— Вы, наверное, уже решили, что будете делать дальше?

— М-м… в известной мере.

Она не смотрела на него — взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.

— Мне не хотелось бы показаться назойливой, сэр, и вы понимаете, что говорю я так не из-за денег, но я надеюсь, вы еще немного поживете у меня. Вы ведь собирались рисовать реку. А у меня как-то на душе спокойнее, когда в доме такие жильцы, ну вот вы да капитан Тэпли.

— Мне и самому хотелось бы пожить у вас, но пора снова в путь.

— И как только вы живете! Страшно подумать: один-одинешенек, кочуете с места на место, некому и присмотреть-то за вами. — В голосе ее звучала неподдельная грусть. — Неужто вам в самом деле надо ехать?

Он не ответил. Она сидела совсем рядом — живая и теплая, — и ощущение ее близости сводило его с ума. Волна страсти захлестнула его. Не в силах больше противиться желанию, он просунул руку под пальто Дженни и обнял ее за талию. Она сразу умолкла, и он почувствовал, как напряглось ее тело.

— Не надо, сэр, — очень тихо сказала она.

— Ради всего святого, не зови ты меня сэром, Дженни. — Он с трудом произнес эти слова. И вдруг поцеловал ее — порывисто и крепко. Губы у нее были мягкие и сухие, слегка обветренные и теплые, как слива на солнце. От неожиданности Дженни подалась назад, потеряла равновесие и опрокинулась на спину. Она лежала на песке и казалась в эту минуту такой беззащитной. Она смотрела в небо, и в глазах ее отражалась луна.

Сердце у Стефена отчаянно колотилось — никогда еще он не испытывал такого неудержимого влечения. Все, что он знал до сих пор — мимолетное чувство к Клэр, непонятная тяга к Эмми, — меркло перед этим сладостным томлением. Он считал себя странным, противоестественным существом, для которого навеки заказана радость разделенной любви. Все это была ложь. Он лег рядом с Дженни и, осторожно просунув руку в низкий вырез ее платья, почувствовал под ладонью мягкую грудь. От буйного тока крови она была еще жарче, чем ее губы, и трепетала под его пальцами, словно пойманная птица. Он нежно ласкал ее; но вот от движений его руки пуговицы на лифе Дженни расстегнулись, и он с судорожным вздохом прильнул щекою к гладкой белой коже, как бы моля утешить его и приласкать. «О, боже, — подумал он, — вот то, чего я так жаждал и искал, к чему я так стремился! Вот оно — исцеление, вечная Лета: положить голову на мягкую женскую грудь и забыться в объятиях подруги».

Он почувствовал, как она задрожала, как слабеет ее тело, и радость опалила его. Опершись на локоть, весь пылая, но решив пережить сполна прелюдию свершения, он посмотрел на Дженни: она бурно дышала, и глаза у нее были закрыты, лицо казалось совсем маленьким, словно сведенным судорогой, от ресниц на щеки, вдруг сразу запавшие и похудевшие, легла легкая тень. Когда он снова прильнул губами к ее губам, она страстно ответила на его поцелуй, потом вздрогнула и в последней тщетной попытке избегнуть неизбежного отвернула голову.