Франсуа VI Ларошфуко - Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры

Истинный признак христианских добродетелей — это смирение; если его нет, все наши недостатки остаются при нас, а гордость только скрывает их от окружающих и нередко от нас самих.

Неверность должна была бы убивать любовь, и не следовало бы ревновать тогда, когда к этому есть основания: ревности достоин лишь тот, кто старается ее не вызывать.

Мельчайшую неверность в отношении нас мы судим куда суровее, чем самую коварную измену в отношении других.

Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.

Когда женщина оплакивает своего возлюбленного, это чаще всего говорит не о том, что она его любила, а о том, что она хочет казаться достойной любви.

Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.

Всем достаточно известно, что не подобает человеку говорить о своей жене, но недостаточно известно, что еще меньше ему подобает говорить о себе.

Иные достоинства вырождаются в недостатки, если они присущи нам от рождения, а другие никогда не достигают совершенства, если они благоприобретенные; так, например, бережливость и осмотрительность нам должен внушить разум, но доброту и доблесть должна подарить природа.

Как бы мало мы ни доверяли нашим собеседникам, нам все же кажется, что с нами они искреннее, чем с кем бы то ни было.

На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.

Почти все порядочные женщины — это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет.

Усилия, которые мы прилагаем, чтобы не влюбиться, порою причиняют нам больше мучений, чем жестокость тех, в кого мы уже влюбились.

Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.

Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.

Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и самих себя.

Весьма заблуждается тот, кто думает, будто он любит свою любовницу только за ее любовь к нему.

Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.

Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь — кокетства.

Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые проходят мимо нее.

Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.

Все, что перестает удаваться, перестает и привлекать.

Как все предметы лучше всего видны на свету, так наши добродетели и пороки отчетливее всего выступают в лучах удачи.

Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены.

Наши поступки подобны строчкам буриме {31} : каждый связывает их, с чем ему заблагорассудится.

Наша искренность в немалой доле вызвана желанием поговорить о себе и выставить свои недостатки в благоприятном свете.

Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.

Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто уже совсем не любит.

Как раз те люди, которые во что бы то ни стало хотят всегда быть правыми, чаще всего бывают неправы.

Глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов.

Если тщеславие и не повергает в прах все наши добродетели, то, во всяком случае, оно их колеблет.

Мы потому так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.

Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.

Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.

С судьбой следует обходиться, как со здоровьем: когда она нам благоприятствует — наслаждаться ею, а когда начинает капризничать — терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим средствам.

Мещанские замашки порою скрадываются в кругу военных, но они всегда заметны при дворе.

Можно перехитрить кого-то одного, но нельзя перехитрить всех на свете.

Порою легче стернеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.

Женщина долго хранит верность первому своему любовнику, если только она не берет второго.

Мы не дерзаем огульно утверждать, что у нас совсем нет пороков, а у наших врагов совсем нет добродетелей, но в каждом отдельном случае мы почти готовы этому поверить.

Мы охотнее признаёмся в лености, чем в других наших недостатках; мы внушили себе, что она проистекает из наших миролюбивых добродетелей и, не нанося большого ущерба прочим достоинствам, лишь умеряет их проявление.

Людям иной раз присуща величавость, которая не зависит от благосклонности судьбы: она проявляется в манере держать себя, которая выделяет человека и словно пророчит ему блистательное будущее, а также в той оценке, которую он невольно себе дает. Именно это качество привлекает к нам уважение окружающих и возвышает над ними так, как не могли бы возвысить ни происхождение, ни сан, ни даже добродетели.

Достоинствам не всегда присуща величавость, но величавости всегда присущи хоть какие-нибудь достоинства.

Величавость так же к лицу добродетели, как драгоценный убор к лицу красивой женщине.

В волокитстве есть все, что угодно, кроме любви.

Чтобы возвысить нас, судьба порой пользуется нашими недостатками; так, например, иные беспокойные люди были вознаграждены по заслугам только потому, что все старались любой ценой отделаться от них {32} .

По-видимому, природа скрывает в глубинах нашей души способности и дарования, о которых мы и сами не подозреваем; только страсти пробуждают их к жизни и порою сообщают нам такую проницательность и твердость, каких при обычных условиях мы никогда не могли бы достичь.

Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.

Кокетки притворяются, будто ревнуют своих любовников, желая скрыть, что они просто завидуют другим женщинам.