Фрэнсис Гарт - В приисковой глуши

— И я не вижу, что бы другое вы могли делать в Инджиан-Спринге, — продолжал м-р Форд.

— Так, — мрачно ответил Руперт, — но я мог бы уехать в Сакраменто. Юба Билль говорит, что там в конторы, да в банки берут мальчиков не больше меня… и через год или два они работают не хуже других и получают такое же большое жалованье. Да вот здесь находится человек, не старше вас, м-р Форд, и вполовину не такой ученый, а он разодет, как куколка, в перстнях, да золотых цепочках, и все глаза на него таращат, так что противно глядеть.

М-р Форд приподнял брови.

— О! вы говорите про молодого человека от Бенгама и К о, который разговаривал с м-с Трип, — сказал он.

Румянец досады разлился по лицу Руперта.

— Может быть, но он страшный фат.

— Вы хотите быть таким, как он? — спросил м-р Форд.

— Вы знаете, что я хочу сказать, м-р Форд. Не таким, как он. Вы лучше его в сто раз, — прибавил Руперт наивно, — но если такая сорока добилась своего, то почему я не могу этого добиться.

Тут учитель снова посоветовал своему ученику терпение и выдержку и вдобавок рассказал некоторые забавные факты из собственной жизни, чтобы вызвать ямочки на щеках Руперта. Через полчаса мальчик успокоился, собрался домой и подошел к спящему брату с чем-то вроде покорности судьбе. Но сон, по-видимому, превратил Джонни в какую-то инертную массу, вроде желе. Потребовались соединенные усилия учителя и Руперта, чтобы нагрузить им брата. Сонный мальчик охватил рукою шею Руперта, с трудом полуоткрыв заспанные глазенки, и опять крепко заснул. Учитель простился с Рупертом и вернулся в свою комнату, после того как мальчик спустился с лестницы с своей ношей.

Но тут Провидение, которое, боюсь, иногда презирает человеческие приличия, вознаградило Руперта так, как только могло пожелать его неразумное сердце. М-с Трип стояла внизу лестницы, с которой сошел Руперт, и тот весь покраснел от стыда. Она увидела его и его ношу, и сердце ее было тронуто.

Знала ли она о том поклонении, какое питал к ней Руперт, или нет — этого я не могу сказать. Голосом, пронизавшим его душу, она сказала:

— Как! Руперт, вы уже уходите?

— Да, сударыня… из-за Джонни.

— Передайте его мне, я уложу его у себя на ночь.

Соблазн был очень велик, но Руперт нашел в себе силу отказаться.

— Бедняжечка, он, кажется, очень устал.

Она наклонила свое все еще свежее и хорошенькое личико близко, близко к Руперту и поцеловала Джонни в щечку. Потом подняла свои смелые глаза на Руперта и, двинув с его лба поношенную шляпу, решительно поцеловала его в лоб.

— Покойной ночи, милый.

Мальчик вздрогнул и ринулся опрометью в темноту ночи.

Но с деликатностью чувств джентльмена тотчас же свернул в боковую улицу, как бы желая скрыть от пошлых взглядов то счастие, какого удостоился.

Путь, избранный им, был труден и утомителен, ночь, темна, а Джонни нелепо тяжел, но он бодро шел с женским поцелуем, горевшим на его нежном лбу и, как звезда, озарявшим ему дорогу.

Когда дверь затворилась за Рупертом, учитель запер ставни и, зажегши лампу, пытался собраться с мыслями и взял в руки книгу. Но долетавший снизу шум от пира, мешал ему. Притом его грызло раскаяние, что он не был достаточно нежен с Рупертом в его безрассудных передрягах. Не то патетическая, не то юмористическая картина рисовалась перед его глазами, как несчастный Руперт, подавленный двойным бременем — спящего брата и нелепой любви, свалит первое бремя куда-нибудь в канаву и сбежит из дома. Он схватил шляпу с намерением идти разыскивать его или… поискать развлечения, которое заставило бы забыть о нем. М-р Форд отличался чувствительной совестью людей с сильно развитым воображением: неумолимый судья — совесть всегда заставляла его напрягать все усилия, чтобы заглушить себя.

Проходя по корридору, он встретил м-с Трип, разряженную в белое бальное платье, которое однако, по его мнению, шло к ней гораздо меньше, чем ее обыкновенный, будничный наряд. Он собирался пройти мимо с поклоном, когда она остановила его с сознанием неотразимости своих прелестей.

— Вы не собираетесь на бал сегодня вечером?

— Нет, — отвечал он, улыбаясь, — но как жаль, что Руперт не увидит вас в таком наряде.

— Руперт, — повторила дама с кокетливым смехом, — вы сделали из него почти такого же женоненавистника, как вы сами. Я предлагала ему присоединиться к нам, но он убежал к вам.

Она помолчала и, окинув его искоса критическим взглядом, прибавила:

— Почему вам не идти на бал? Никто вас не съест.

— Я не совсем в этом уверен, — отвечал м-р Форд галантно. — Грустный пример Руперта постоянно у меня перед глазами.

М-с Трип тряхнула шиньоном и стала сходить с лестницы.

— Приходите лучше, продолжала она, взглянув через перила. — Посмотрите на танцы, если сами не умеете танцовать.

Но дело в том, что м-р Форд умел танцовать и хорошо притом. Почему бы ему в самом деле не пойти? Правда, что он молча принял то сдержанное отношение, с каким его встретили в Инджиан-Спринге, и никогда не участвовал ни в мужских, ни в женских собраниях, но это не резон. Он мог во всяком случае одеться и пойти на бал, поглядеть.

Черный сюртук и белая рубашка были достаточным нарядом для Инджиан-Спринга. М-р Форд присовокупил еще лишнюю элегантную подробность: белый жилет.

Когда он подходил к зданию суда, где происходил бал, было всего еще девять часов, но в окнах уже горел яркий огонь. По дороге он раз или два думал было обратиться вспять, и это колебание снова охватило его у самых дверей. И только страх, что его нерешительность будет замечена зеваками, заставил его войти.

Конторы клерков и комнаты судей нижнего этажа были наводнены верхним платьем, шалями и угощением, танцы же должны были происходить в верхнем этаже, в зале, суда, еще не отделанной. Флаги, лавровые венки и приличные случаю надписи скрывали ее голые стены; но герб штата уже красовался над эстрадой судей с его неподражаемым солнечным закатом, его торжествующей богиней и свирепым медведем, который лучше всяких надписей иллюстрировал действительность. В зале было душно и тесно. Свечи по стенам, в простых подсвечниках или в обручах с бочонков спускались с потолка. Самое удивительное разнообразие царствовало в женских костюмах, какое когда либо видел учитель. Платья, давно вышедшие из моды, смятые и слежавшиеся в сундуке, забытые фасоны, с попытками приспособить их на современный лад, самые неожиданные комбинации: обшитая мехом кофточка и тюлевая юбка, бархатное платье и пелеринка из белого пике, затейливые прически, головы в цветах и перезрелые прелести, облеченные в цвета невинности. Небольшое пространство, расчищенное для танцующих, постоянно наводнялось зрителями, наполнявшими комнату в три и в четыре ряда.