Михаил Булгаков - Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Мышлаевский. Ну ладно — мир. Не обращайте внимания. Я — человек вспыльчивый. Ваш ход.

Играют. Еленавходит.

Алексей. Что ты бродишь там одна, Лена? Иди к нам.

Мышлаевский. Лена ясная. Брось тоску. Ползи к нам.

Елена. Да я нисколько не тоскую. Холодно у нас.

Николка. Я сейчас подброшу дров. Тут такая игра…

Мышлаевский. Ну, эта наша будет.

Студзинский. А эта наша.

Еленавыходит в переднюю, там накидывает кофточку на меху, подходит к окну, всматривается в ночь.

Мышлаевский. Вам сдавать.

Лариосиксдает. Закрывается дверь и винтующие исчезают.

Елена (одна в передней) . Уехал. Как? Уехал.

Шервинский (внезапно появляется в передней) . Кто уехал?

Елена. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский. Как же вы вошли без звонка?

Шервинский. Да ведь дверь не заперта. Прихожу, все настежь. Позвольте вам вручить. (Вынимает из бумаги громадный букет.)

Елена. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги.

Шервинский. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Позвольте снять бурку. Я так рад, что вас вижу, так по вас соскучился. Я так давно вас не видал.

Елена. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера.

Шервинский. Ах, Елена Васильевна, что такое вчера? (Снимает бурку, остается в великолепной черкеске «гетманского конвоя».) Ну, вот-с. Итак, кто же уехал?

Елена. Владимир Робертович.

Шервинский. Куда?

Елена. Какие дивные розы… В Берлин.

Шервинский. В Берлин? И надолго?

Елена. Месяца на два.

Шервинский. На два месяца! Да что вы! Ай-ай-ай! (С радостной физиономией.) Печально, печально.

Елена. Вы не светский человек, Шервинский.

Шервинский. Я не светский? Позвольте, почему же? Нет, я светский. Просто я, знаете ли, расстроен. Так расстроен. Просто можно сказать — подавлен. До глубины души.

Елена. Лучше скажите, как ваш голос.

Шервинский (у рояля) . Мама… мия… мии… «Он далеко и не узнает… Он… да… он… да-а-а… Он далеко и не узнает…» В хорошем голосе. Ехал к вам на извозчике, думал, что голос сел, а сюда приезжаю, оказывается — в голосе.

Елена. Единственно, что в вас есть хорошего, это голос и прямое ваше назначение — оперная карьера.

Шервинский. Кой-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды пел эпиталаму из Нерона. Там вверху, как вам известно, «фа», — а я взял «ля» и держал девять тактов.

Елена. Сколько?

Шервинский. Восемь тактов держал. Напрасно не верите. Ей-богу. Там была графиня Генрикова, так она влюбилась в меня после этого «ля».

Елена. Что же потом было?

Шервинский. Отравилась цианистым калием.

Елена (расхохоталась) . Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Ну идемте. После ужина проаккомпанирую…

Шервинский. Елена Васильевна… минутку… Итак, он, стало быть, уехал. А вы, стало быть, остались…

Елена. Пустите руки. (Открывает дверь к Алексею.) Господа, Шервинский.

Все. А-а!

Шервинский. Здравья желаю, господин полковник.

Алексей. Здравствуйте, Леонид Юрьевич, милости просим.

Шервинский. Виктор, почему это ты в чалме? Жив, ну и слава Богу.

Мышлаевский. Здравствуй, адъютант.

Шервинский. Мое почтенье, капитан.

Студзинский. Здравствуйте!

Алексей. Позвольте вас познакомить.

Николка. Наш кузен из Житомира.

Шервинский. Ея [104]Императорского Величества Лейб Гвардии Уланского полка, поручик Шервинский.

Лариосик. Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться.

Мышлаевский. Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка.

Елена. Господа, бросайте карты.

Алексей. Двенадцать. Господа, садимся — а то ведь завтра вставать рано.

Шервинский. Ух, какое великолепие. По какому случаю пир, позвольте спросить?

Николка. Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик.

Шервинский. Ага!

Студзинский, Шервинский, Николка. Где прикажете, г-н полковник?

Алексей. Где угодно. Прошу. Леночка, будь хозяйкой.

Усаживаются.

Шервинский. Итак… стало быть… он уехал… а вы… остались.

Елена. Шервинский, замолчите.

Мышлаевский. Леночка, водки пьешь? [105]

Елена. Нет, нет, нет.

Мышлаевский. Ну, тогда белого вина.

Студзинский. Вам позволите, господин полковник?

Алексей. Мерси, вы себе, пожалуйста.

Мышлаевский. Вашу рюмку.

Лариосик. Я, собственно, водки не пью.

Мышлаевский. Помилуйте, я тоже не пью, но одну рюмку… Как же вы селедку будете без водки есть?

Лариосик. Душевно вам признателен.

Мышлаевский. Давно, давно я водки не пил.

Шервинский. Господа, здоровье Елены Васильевны! Ура!

Все. Ура!

Елена. Тише! Что вы, господа! Василису разбудите. Итак уж он твердит, что у нас попойка. Спасибо, спасибо.

Мышлаевский. Нет, нет, до дна, до дна.

Николка (с гитарой) . Кому чару пить, кому здраву быть… Пить чару… Быть здраву…

Все (поют) . Свет Елене Васильевне… Леночка, выпейте, выпейте.

Еленапьет.

Все. Браво! (Аплодируют.)

Мышлаевский. Уф, хорошо. Освежает водка. Не правда ли?

Лариосик. Да, очень.

Студзинский. Почему вашего домовладельца все Василисой называют?

Николка. Ой, господин капитан, великая Василиса. Вся разница в том, что на нем штаны надеты и подписывается на всех бумагах: Вас. Лис…

Мышлаевский. Тип! Умоляю, еще по рюмочке. Г-н полковник.

Алексей. Ты не гони особенно. Завтра-то выступать.

Мышлаевский. И выступим.

Елена. Что с гетманом, скажите?

Студзинский. Да, да, что с гетманом?

Шервинский. Все в полном порядке, Елена Васильевна.

Елена. А как же ходят слухи, что будто немцы оставляют нас?

Шервинский. Не верьте никаким слухам. Все обстоит благополучно.

Елена. Все благополучно.

Мышлаевскийналивает водку Лариосику

Лариосик. Благодарю, глубокоуважаемый Виктор Викторович. Я ведь, собственно говоря, водки не пью.